Избранное
Шрифт:
Покинув официальную церковь и сохраняя свою странную, но очень человечную веру, Ривас стал партизаном, борющимся за освобождение своих единомышленников, томящихся в застенках парагвайского диктатора Стреснера.
В образе Риваса Грин как бы соединяет персонажей-антиподов своего давнего романа: он и священник, и в то же время революционер, то есть человек, способный на насилие. Конфликт между «пьющим падре» и лейтенантом из «Силы и славы» теперь происходит в душе одного персонажа — Леона Риваса, человека верующего и командира небольшой группы парагвайских партизан. Судьбе угодно усугубить испытания Риваса — ему предстоит убить не только человека совершенно невинного, но и оказавшегося их заложником по чистому недоразумению. Полученный группой приказ и долг перед товарищами,
Трудно сказать, как Ривас поступил бы в конце концов, если бы в его мучительный выбор вновь не вмешалась судьба: под полицейские пули неожиданно выходит наиболее рациональный из всех персонажей романа доктор Пларр. Он чем-то, быть может всеобъемлющим скепсисом, напоминает Фаулера из «Тихого американца». Вполне преуспевающий врач, охотно лечащий и бедняков, которым явно нечем заплатить за его услуги, он ни во что не верит и ничего от жизни не ждет. Помогать партизанам он соглашается вначале лишь потому, что когда-то в Парагвае учился в школе вместе с Ривасом, с которым он теперь спорит и над которым посмеивается. Единственный человек, вызывающий у ироничного и самоироничного Пларра чувство, похожее на любовь, — это его отец, вернее, тот образ отца, который остался у четырнадцатилетнего мальчика, когда вместе с матерью, по настоянию старшего Пларра, они навсегда покинули Парагвай. Дальнейшая судьба отца была им неизвестна. Остался лишь образ, символ, волновавший и притягивавший Пларра. Недаром он выбирает местом жительства город на границе Аргентины и Парагвая — чтобы быть поближе к отцу. Узнав подробности его гибели, Пларр, невозмутимый и сдержанный, очевидно, переживает некое прозрение. Незначительной и ничтожной выглядит жизнь. И Пларр, можно сказать, кончает самоубийством вполне сознательно — он хочет рискнуть и принести пользу, предотвратить или хотя бы отсрочить кровопролитие, а если не выйдет, погибнуть. По той скудной информации об отце Пларра, которая сообщается в романе, все же можно судить о том, что он вряд ли был убежденным революционером. Скорее всего, он был типичным английским левым либералом, а следовательно, режим Стреснера вызывал у него почти инстинктивное отвращение.
Если в образе Леона Риваса как бы слились священник и лейтенант из «Силы и славы», то образ Фаулера из «Тихого американца» в «Почетном консуле» как бы раздваивается. Сходные черты обнаруживаются у Пларра и в то же время у Генри Фортнума, «почетного консула». Фортнум, конечно, и попроще и поординарнее Фаулера, но он, кроме склонности к выпивке, роднящей его с Фаулером, способен на любовь. Фаулер по-своему был привязан к Фуонг, но той интенсивности чувств, которые Фортнум испытывает к Кларе, Фаулеру познать было не дано. Чувство Фортнума к Кларе столь сильно, что походя опаляет Пларра, в котором вдруг пробуждается ревность к Фортнуму, именно потому, что тот любит Клару. Быть может, эта ревность и стала последней причиной, толкнувшей Пларра под пули полицейских?
Любовь Фортнума — это не просто влечение мужчины к женщине, это высокая потребность души бескорыстно заботиться о другом человеке, спасти и помочь. Эти чувства всегда были для Грина чувствами самой высшей пробы. Стареющий, неуклюжий, приверженный к алкоголю Фортнум, находясь на последнем рубеже, обнаруживает в себе необыкновенно богатые резервы духовной прочности и стойкости. Видя нравственные терзания Риваса, он испытывает к нему искреннее сочувствие. Хотя ему и больно узнать, что Пларр был любовником Клары, у Фортнума и к нему нет ненависти.
В трагические минуты испытания Ривас, Пларр и, конечно, прежде всего Фортнум каждый по-своему оказываются благородны. В романе им противостоит некая могучая, но безликая сила — бюрократизм и равнодушие чиновников, представителей закона, дипломатов. Аргентинская полиция только в силу обстоятельств является боевым противником партизан, настоящие их враги за рекой Параной в Парагвае. Но именно аргентинская полиция безжалостно расправляется с Ривасом и его соратниками,
Можно сказать, что, начиная с «Тихого американца», Грин постепенно приходит к убеждению, что зло заключено не в конкретном человеке, даже слепо служащем догме, а в самих социальных условиях. «В дурно устроенном обществе преступниками оказываются порядочные люди», — говорит Леон Ривас. С этой мыслью своего героя писатель наверняка согласен. Но вряд ли ему по душе избранная Ривасом тактика похищения и террора. Не случайно «грозные» террористы, против которых брошено подразделение специально обученных полицейских, во многом нелепы и комичны, равно как и захваченный ими Фортнум.
…Последние строки предисловия ложились на бумагу, когда средства массовой информации принесли неожиданную новость: одна из самых старых и, казалось бы, прочных диктатур Латинской Америки — режим Стреснера в Парагвае — пала. Временное правительство, в которое вошли семь гражданских лиц и два генерала, объявило о намерении провести в ближайшее время демократические выборы…
Так, может быть, не зря погибли Леон Ривас и его соратники, а также многие тысячи честных людей, жертвовавших своей жизнью, чтобы приблизить долгожданный день свободы?..
Грин делит свои романы на «серьезные» и «развлекательное чтение». Ко второму типу относятся не только остросюжетные, почти детективные романы («Стамбульский поезд», 1932; «Ведомство страха», 1943), но и такой сатирический шедевр, как «Наш человек в Гаване» (1958). Впрочем, точную грань провести здесь непросто. В «серьезных» книгах встречается динамичный и захватывающий сюжет, тогда как «развлекательные» произведения полны все тех же нравственных и политических проблем.
Казалось бы, ярким примером «развлекательного чтения» в данном томе может служить роман «Путешествия с тетушкой» (1969), остросюжетный, с элементами буффонады и гротеска, местами довольно мрачноватого — чего стоит одна история с прахом приемной матушки Генри Пуллинга. Однако сам писатель относит его к «серьезным».
Действительно, книга эта для Грина необычна — жизнеописание дамы легкого поведения, не только достигшей преклонных лет, но и сохранившей свой веселый нрав и склонность к рискованным авантюрам. «Тетушка» Августа — принципиальная и убежденная гедонистка, не ведающая никаких нравственных норм и презирающая условности, — может отчасти рассматриваться как своеобразный «ответ» писателя на распространившийся во второй половине 60-х годов на Западе гедонистический взгляд на жизнь и так называемую «сексуальную революцию». Если задуматься, то в рассказах американской девчонки-хиппи по кличке Тули о ее похождениях и в историях «тетушки» Августы не так уж мало общего, только Августа до преклонных лет сохранила азарт и жизнестойкость. Обаятельная, самобытная, наделенная неуемной жаждой жизни, она способна очаровать кого угодно, даже своего «племянника» Генри Пуллинга, весь предыдущий опыт которого — опыт банковского служащего, — казалось бы, должен отталкивать его от новоявленной родственницы.
Встреча с «тетушкой» буквально переворачивает спокойную, но скучноватую рутину пенсионных будней Пуллинга.
Проще всего окрестить Генри Пуллинга обывателем, что, пожалуй, будет недалеко от истины. Однако до ухода на пенсию он действительно жил честно, и никто ни в чем его упрекнуть не может. Пуллинг порядочен, в меру добр и отзывчив, может, излишне чопорен и сдержан, как и положено британскому холостяку. Казалось бы, больших антагонистов, нежели Генри и его «тетушка», и не сыскать! Однако подобный вывод окажется чересчур поспешным. Как легко и быстро Пуллинг, вначале слегка шокированный, недоумевающий и опасающийся, увлекается, входит во вкус и по возвращении в свой уютный лондонский домик тоскует по дням, проведенным с «тетушкой»! Пожалуй, Генри особенно и не пришлось преодолевать себя, чтобы отдаться во власть «тетушки», требующей от него нарушения принципов, согласно которым он прожил большую часть своей сознательной жизни.