Избранное
Шрифт:
В последнюю ночь перед тем, как расстаться, Киен и Льеу почти не сомкнули глаз. Они уложили детей, а сами пролежали без сна почти до рассвета, обмениваясь лишь короткими фразами. В эту ночь Льеу почувствовала в полной мере, как любит ее муж, но к счастью примешивалась горечь предстоящей разлуки.
Откуда-то издалека доносились выстрелы. Огонь то усиливался, то ослабевал. Прислушиваясь к звукам перестрелки, Льеу ощущала теплое дыхание лежавшего рядом мужа, и в ее душе горячей волной поднималась щемящая нежность. Как мало нужно человеку для счастья! Но и это немногое отбирают безжалостные руки врага. Они
Никогда еще Льеу так ясно не понимала смысла того, о чем постоянно твердил муж: «Пока мы не выгоним тэй [35] с нашей земли, нечего говорить о счастье. Ведь мы живем хуже собак».
«Ох, и хлебнешь ты горя, — грустно говорил тогда жене Киен. — Плохой я муж. В такое трудное время оставляю тебя одну с тремя малышами. Ты не сердишься?»
Льеу ничего не ответила и ласково погладила его по голове. А Киен продолжал: «После победы, если останемся живы, вернемся в нашу деревню и снова найдем друг друга. Верно?»
35
Тэй — кличка европейцев, французов; от вьетнамского слова «tay» — запад.
Представив на мгновенье, что они могут и не встретиться, Льеу похолодела и едва не разрыдалась, но, стиснув зубы, сдержала себя. Киен легонько взял ее за руку, нежно, как в первые дни после свадьбы, и они наконец уснули, тесно прижавшись друг к другу.
На другой день Киен ушел. Прощаясь, он старался смотреть в сторону. Льеу знала: боится заплакать, не выдержав детских взглядов. Сама она держалась бодро, шутила и даже поддразнивала мужа: «Твоя зимняя одежда совсем прохудилась, выглядишь в ней стариком, смотреть на такого не хочется!» Но, проводив Киена, Льеу почувствовала, что ее душат слезы. Она отослала детей играть и разрыдалась…
Нян подумала, что подруга сердится на мужа, и поспешила ее утешить:
— Ну-ну, ничего! Сейчас, конечно, всем нелегко, я понимаю, зато после войны все будем счастливы, а твой-то муж наверняка станет большим человеком.
Льеу покачала головой.
— Зачем мне это? Я мечтаю лишь о том, чтобы после войны мы снова были вместе. Вместе легче. Тогда дети смогут учиться. А муж мой вовсе не стремится выбиться в начальство, ему нравится скромная жизнь.
— Вот если после победы он останется работать у нас в деревне, — откликнулась Нян, — мы быстро управимся со строительством.
И подруги стали вспоминать лунные вечера, когда молодежь собиралась в доме Киена поговорить, поспорить. Киен любил помечтать о будущем: «Вот построим возле деревни оросительный канал. Около сотни гектаров засушливых земель станут плодородными, и мы будем получать десятки тысяч донгов дохода в год. И чтобы никаких карт, попоек, драк и мотовства! Будем работать со смекалкой, используем все бесполезные сейчас водоемы. Разведем в них рыбу или насадим лотосов, а вдоль дорог высадим фруктовые деревья. Посевы хлопчатника тоже надо расширить. Сколько, по-вашему, потребуется времени, чтобы деревня стала на ноги? От силы три года! И дороги нужно вымостить. Непременно. А еще две школы построить, собственный клуб, где
Нян даже причмокнула.
— Проклятые французы. Одна у них забота — как бы взять нас покрепче за горло. Да только ничего не выйдет!
Как бы в ответ на ее слова где-то вдали послышались выстрелы и взрывы ручных гранат.
— Говорила же я, — оживленно воскликнула девушка, — наверняка это парни из нашей деревни. Здорово научились воевать! Я слышала от партизан, что сейчас второй этап войны, и главная задача теперь — уничтожить опорные пункты врага.
Льеу не совсем понимала, что значит «этап», но все равно обрадовалась. Она и сама чувствовала, что первый шаг уже сделан и теперь они ближе к победе.
— Ничего, выдержим, — отозвалась она. — Небось в эту ночь они многих недосчитаются и завтра опять к нам пожалуют, чтобы расквитаться… Значит, утром снова прятаться. А что они сумеют нам сделать? Разве что дома пожгут. Так теперь лето, можно и под открытым небом прожить.
Женщины помолчали, потом Льеу тихо сказала:
— Пойдем спать.
— Да, завтра рано вставать. Не забудь меня разбудить. А то последнее время я сплю как убитая.
Нян жила одна. Родных у нее не было, одна только престарелая бабушка, да и та давно эвакуировалась. Нян осталась присматривать за садом. Ночевать она обычно приходила к Льеу, чтобы перекинуться с ней словечком и помочь, когда нужно было быстрее собрать детей и уходить с ними в лес.
Женщины вошли в дом. Лунный свет косыми лучами падал на кровати. Старшая дочь спала, уткнувшись лицом в плечо братишки.
— Ты только посмотри, — со смехом воскликнула Льеу. — И чего это она уткнулась в него? В такую-то духоту?
Нян посмотрела и тоже засмеялась:
— Давай положим ее на другую кровать.
Она бережно взяла девочку на руки и осторожно, чтобы не разбудить, перенесла на другую кровать.
— До чего тяжелая стала! Совсем взрослая. На свадьбу скоро позовете?
— И не стыдно напрашиваться?
Льеу склонилась над сыном и поцеловала его. Ее щека коснулась старой рубашки мужа, лежавшей на постели, мягкий шелк был прохладным и приятно щекотал лицо. Проводив Киена, она ни на одну ночь не расставалась с этой рубашкой.
Льеу зажмурила глаза и прошептала:
— Бедный мальчик! Мать ушла, бросила тебя на сестру… Плохая у тебя мама! Но это все из-за проклятых тэй!
Она прижала сына к груди и попробовала представить себе лицо мужа: радостное и улыбающееся…
Вот он, долгожданный день Победы, день Независимости!
Мысленно она уже видела, как сын бежит навстречу отцу. А тот смотрит на него и глазам своим не верит: «Неужели это мой сын, такой большой? Вот здорово!»
Дорогие образы постепенно стираются, мысли путаются. Льеу засыпает.
1948
Перевод И. Быстрова.
ВЗГЛЯД
— Вот где живет господин Хоанг, — проговорил деревенский парень, указывая на стоящий неподалеку каменный дом. — Идите по этой тропинке.