Избранное
Шрифт:
– Ему могут и не сообщить, кто я такой.
– Тебя вся округа в лицо знает.
– Ну и что? Мало ли залетных, которые обо мне никогда не слышали? Вдобавок, – заметил я, – убивать совсем не обязательно. Тродда обещала лишить меня памяти, чтобы никому не рассказал об их промахе с драконом. И, знаешь, была при этом настолько убедительна, что я ей поверил. Мне как-то не хочется однажды проснуться в сточной канаве и даже не суметь вспомнить, как меня зовут.
Веговер сочувственно пожевал губами, потом сказал:
– Неустойку я сам тебе выплачу. Не тройную, конечно, но что предусмотрено договором –
– Спасибо, я знал, что ты не станешь мелочиться.
– Дальше соберешь манатки и исчезнешь, как тогда?
– А что еще мне остается? Чародеи живут долго, память у них хорошая, а Тродда вдобавок здорово на меня обижена. Так что…
– Уже не свидимся, – кивнул Веговер, и большой рот его изогнулся подковой, как у обиженного ребенка. – Второй раз я тебя не дождусь. Старый стал.
– Как-нибудь загляну на огонек, – пообещал я.
– Не заглянешь, я будто твою натуру не знаю… Ты всегда осторожничаешь и правильно делаешь. Не то зайдешь вот так, а тебя засада ждет.
– Откуда бы кому-то узнать, что я к тебе наведываюсь? А главное, когда именно меня ждать? Ты сам этого знать не будешь.
– Разнюхают, – мрачно сказал Веговер. – Почем знать, может, чародеи на тебя какую-нибудь следилку прицепили. И пока мы тут лясы точим…
– Нет на мне ничего, – сказал я. Будто бы я первым делом этого не проверил, добравшись до хижины, где имеется запас всевозможных амулетов! – А вот на твоем доме и вокруг него вполне может оказаться нечто подобное. Потому я сюда и явился, что здесь у тебя полно глушилок и прочего.
– Хитрый ты, Санди…
– Предусмотрительный, – поправил я. – Однако и я не в состоянии предвидеть всего. Сам видишь, как вляпался.
– Ну, не без моего участия, – самокритично ответил он и ухмыльнулся. – Ладно, что время тянуть… Деньги тебе, конечно, наличными?
– Да уж не расписками и не именными чеками.
– Тогда посторонись, дай к сейфу пройти.
Я встал и пропустил Веговера к его тайнику, спрятанному за на редкость уродливым натюрмортом с фруктами и битой дичью. Это полотно презентовала ему супруга, считавшая себя образцом хорошего вкуса, а он не посмел спорить. Впрочем, со своей задачей – загораживать дверцу стенного сейфа – картина вполне справлялась.
Сейф был обширен, и содержимое его Веговер выгребал долго. Хорошо, я озаботился захватить пару крепких объемистых сумок – по карманам такую сумму золотом распихать сложно. Ничего, Кьярра сильная, поможет.
– Ну вот, – сказал он наконец. – В расчете?
– В расчете, – кивнул я, помедлил и протянул ему руку. Впервые за долгие годы.
Сказать, что Веговер удивился, – значит ничего не сказать. Руку мою он не пожал, просто взял в свои лапищи и подержал так недолго. Я чувствовал: он и рад тому, что я жив, и сильно обеспокоен происходящим, а еще взволнован и озадачен этим моим жестом. Но и признателен тоже – не прошло и полувека, как Рок Сандеррин сподобился пожать руку старому знакомцу… Он знал, что это для меня означает. Ну, во всяком случае, догадывался.
– Далеко ли отправляешься, спрашивать не буду, – сказал он наконец, неохотно выпустив меня. – Все равно ответишь – отсюда не видать.
– Ты меня хорошо изучил, – усмехнулся я.
– Еще бы. Я тебя с юности знаю… С моей юности, – уточнил он и
– Я бы рад, но для этого тебе надо было родиться провожатым.
– Так я и знал, – притворно огорчился Веговер.
Будто мы с ним не обсуждали этот феномен, когда я заявился после долгого отсутствия, а он принял меня за моего же отпрыска! Никак не мог поверить, что я в самом деле не состарился за столько лет. А с чего мне стареть, если, по моему счету, я отсутствовал пару лет, не больше? Это здесь пролетели многие годы…
– Ты ведь не один пришел, – сказал он вдруг.
Чувствовалось, что ему не хочется меня отпускать, знает же – почти наверняка больше не увидимся, а я все-таки один из немногих, кто помнит его молодым. И наши похождения тоже помню, как без этого. Такие, о которых никому и не расскажешь, даже супруге под одеялом. Нет, супруге – особенно!
– С чего ты взял?
– В приемной кто-то есть.
– У тебя слух, похоже, лучше моего стал. Другие на старости лет глохнут, а ты скоро тараканий топот слышать начнешь.
– Ты разговор-то не переводи, – ухмыльнулся он. – Кто там? Кто-то из твоих? Вроде они еще не возвращались…
– Нет. Кстати, о моих людях: давай я тебе напишу доверенность задним числом, рассчитаешься с ними за меня. Для них я, сам понимаешь, тоже умер.
– У меня этих твоих доверенностей – хоть задницей жуй, – вежливо сказал Веговер. – И будто я твою закорючку подделать не могу! Об этом не беспокойся…
– И о Гуш позаботься. Заберу, если смогу, а нет – пристрой к делу, она хорошая лошадь. Только не абы кому!
– Ладно, ладно… Так кого ты с собой приволок? – спросил он, надеясь застать меня врасплох, но не тут-то было.
– Дикого дракона, – ухмыльнулся я, а он обиделся. Решил, что я шучу, конечно же.
А я ведь был абсолютно серьезен.
Глава 12
Должно быть, Веговер долго гадал, куда я испарился, выйдя за дверь его кабинета. Конечно, я мог бы воспользоваться каким-нибудь из его потайных ходов, чтобы выйти в город, но предпочел услуги Кьярры. Она говорила, что может попасть в порт, вот туда мы и отправились. Кто-то скажет: это не лучшее место для хорошо одетого человека с полными сумками денег, а я отвечу – если он не знает, как себя там вести, то, разумеется, может окончить прогулку в канаве, ограбленным и с проломленной головой. В противном случае он почти ничем не рискует. К тому же Кьярра не знала закоулков порта, а лишь причалы, а мне того и надо было. Я не собирался углубляться в лабиринты доков, складов и прочего подобного, выбраться же в город с причала – проще простого.
Сторожам, конечно, нужно дать на лапу, но они к этому привычны. Их совершенно не интересует, что позабыл в порту какой-то господин в компании юного оборванца. Если их станут расспрашивать всерьез, они молчать не станут, но это происходит, только если совершено серьезное ограбление, убийство или большая драка. А такие, как я, частенько шмыгают туда-сюда по своим загадочным делам, и если на нас нет ориентировки, никто и не почешется. Опасное это дело – слишком много видеть и слышать, на своей шкуре не раз в этом убеждался, а сторожа и подавно в курсе.