Избранное
Шрифт:
Третий наш больной, тяжело травмированный, вдоль и поперек забинтованный, всю дорогу молчавший… как подскочит! Схватил Вячика за руку, да как крутанет с высоты, да через свое плечо, да на пол… Вячик грохнулся и лежит. И тишина наступила в палате небесная при такой картине: Вячик, значит, лежит; мы с соседом приподнявшись на локти; третий, забинтованный, стоит на кровати; Гузь, бледный, как белоснежный гусь, от бессилья опустился на край моей постели… У людей немота, у стен глухота.
Но Вячик вздохнул и сел, новорожденно
Ас! Ученый сотрудник Леденцов, как таковой. Рыжие волосы, под марлей слежалые, рукой взлохмачивает.
— Здравствуй, Николай Фадеич, — поприветствовал он меня, будто не пробыли вместе пару суток.
— Здорово, лейтенант! — И я сделал вид, что он только что влетел в форточку.
А дверь нараспашку — чуть из проема не вылетела. Капитан Петельников ворвался, считай, как бандит хороший. Окинул своим высоковольтным взглядом палату и сразу успокоился: Вячик на полу сидит и как бы ничего не понимает; Гузь у меня в ногах сидит, и этот-то все понимает.
— Финита ля комедиа! — сказал Петельников лейтенанту на своем оперативном жаргоне.
— Так точно, товарищ капитан!
— Уведи их, машина внизу.
Леденцов, этот, считай, пацан, взял обоих под руки и повел как миленьких. Гузь кряхтел, а Вячик плечо оглаживал. И не попрощались со мной.
Петельников подсел ко мне с хитрой ужимкой:
— Как самочувствие, Николай Фадеич?
— За еловую чурку меня держите? — надулся я.
— Что такое? — прикинулся капитан росомахой.
— Коли аса подложили, так про Серегу знали.
— Не знали, а подозревали. А ты вот как догадался?
Я рассказал про не туда вогнутый ноготь, про память свою дурацкую, только сегодня очнувшуюся. И так далее и в том же направлении.
— А ты как смекнул, капитан?
— Разные были соображения. Странным показались совпадения — два молодых парня, примерно одного возраста, одного роста, и оба работают по полсмены. Ну а когда один якобы сбежал, то глянули мы попристальнее на второго. Ты глянул, Николай Фадеич?
— Глянул.
— И что обнаружил?
— Ноготь.
— Это уже особая примета. А не заметил вмятые полосочки в волосах от ушей до глаз?
— Шрамы?
— Нет, от очков. Он же носил их по полдня. А не заметил красноты на верхней губе? Раздражение от клея, которым лепил усы. Ну и так далее.
— Зоркие вы ребята, — похвалил я, поскольку ребята они ушлые.
— Мы зоркие, а эти жулики умные. Ведь неплохо задумано, а? Не догадайся, что Сергей и Вячеслав одно и то же лицо, век бы не поймали.
— Не умные, а подлые, — подправил я. — Поскольку минус и плюс совместиться не могут.
— Ага, антилюди, — заулыбался
— Ты по своей работе обязан знать, почему идут на злоумыслие.
— Я и знаю.
— Ну и почему?
— Сегодня утром разбирался с одним грабежом… Напали на мужчину. Ценные книги в портфеле целы. Деньги целы. Золотые часы целы… А отобрали только импортные джинсы фирмы «Ливайс».
— Портки? — удивился я.
— Вот и ответ, Николай Фадеич, на причину, как ты говоришь, злоумыслия.
— Так какой ответ-то?
— Мещанство.
— Что за зверь? — спросил я, будто не слыхивал.
— Верно, зверь. Еду ему подавай дефицитную, одежду импортную, а работу престижную.
И капитан засмеялся так легко, будто и этого зверя он скоро отловит. Я тоже гоготнул от какой-то легкости и уверенности в своей и в нашей общенародной жизни. Что же касаемо дружбы, то здесь капитан от меня не отвертится. Таких людей упускать — жизнь не понимать. И сведу с ним моего сына Геннадия, поскольку воспитывать лучше всего на живых людях.
Попрощался со мной Петельников, пожелал скорейшего выздоровления, и только это вышел, как сосед мой задохнулся от судороги:
— Сестру мне, сестру!
Вызвал я кнопочкой блондинку и гляжу на своего Стропаля с удивленной опаской, поскольку до сих пор ни на что он, кроме страха быть усопшим, не жаловался. Сестричка прибежала в одну секунду.
— Переведите меня в другую палату! — вдруг огорошил ее сосед.
— Что случилось? — спрашивает сестра, поскольку тоже в недоумении.
— Это ж не палата, а притон! Или тут явка какая? Этот Николай Фадеич неизвестно кто. Забинтованный больной оказался не больной. Бандиты прыгают на окна, драка на полу, капитаны, прокуроры, лейтенанты… Разве тут выздоровеешь?
— Больной, успокойтесь. Впуск посторонних прекращен, и теперь у вас в палате будет комфортная атмосфера.
И только она сказала про атмосферу, как дверь воровато приоткрылась, потом открылась и вошел мужик. Это бы еще ничего, но вошел и второй мужик. Пара мужиков — что пара башмаков. Да ведь и третий шагнул в палату, а коли три мужика — спору жди наверняка. Нет, не жди, поскольку и четвертый возник.
Тут я подумал: где четыре мужика, будет пять наверняка. Он и втиснулся.
Пять человек переминались у двери, будто морозцем прихваченные.
— Во, и целая шайка пришла, — жалобно простонал соседушка.
10
Это была она, шайка, то есть моя бывшая бригада. Ребята собрали в палате все стулья и сели в ряд, как на собрании. Поэтому я перечислю их слева направо: Валерка-шинщик, большеротая верзила; Василий-моторист, плотный мужик; Николай-окрасчик, махонький да белобрысенький; Эдик-электрик, лобастый дипломат; Матвеич-плотник, хромой, но трезвый. Пять штук. Ну а Кочемойкина Петра не увидишь до утра.