Избранное
Шрифт:
Там, на холмах под луной, послышался хриплый, скрежещущий голос. Залаяла гончая. Но лай был едкий, странный. Как будто лаяла не собака, а какой-то металлический механизм. Девушка подбежала к Андрею, схватила его обеими руками за локоть. Лай приближался. Он нарастал, он мчался, скрипел и разваливался на ходу. Вдруг кто-то испуганно цвиркнул позади по асфальту. Андрей и девушка оглянулись. На шоссе выскочил и замер заяц. Он был большой, уже серый, и уши его стояли высоко и напряженно. Заяц стоял, вскинув грудь, и смотрел в глаза. Мгновение он как бы размышлял и, казалось, надеялся.
Тотчас же выбросился на дорогу крупный старый гончак. В нем не было резвости. В нем были знание дела и уверенность. Гончак тоже остановился. Глянул исподлобья, поклонился и деловито поскакал. Гончак поскакал все с тем желаем, от которого в нем гремели, скрежетали суставы, сухожилья, хрящи. Он деловито громыхал по перелескам, удаляясь. Бег его слышался нескончаемо.
— Неужели догонит? — спросил тревожно Андрей.
— Догонит, — сказала девушка упавшим голосом. — Обязательно догонит. Загоняет до смерти.
— Жаль, не было ружья, — сказал Андрей. — Свалил бы я его.
— За что? — встрепенулась девушка. — Он делает свое дело. Он к тому рожден. Его учили. Он несчастный.
— Хоть бы для себя гонял, — сказал Андрей.
— Вот потому и несчастный. Весь век старается, как проклятый. А дома хозяин ему кость швырнет. Да и попробуй не догони!
— Я думаю, что заяц все-таки уйдет, — сказал Андрей уверенно. — Он молодой, гордый. А этот старик…
— Вот поэтому и не уйдет, — сказала девушка уверенно и вздохнула. — Ну, пойдем. Утро начинается.
Далеко за дорогой, среди сосняка, наступил рассвет. Воздух быстро начал светлеть. На горе среди молодых сосен девушка остановилась и сказала:
— Смотри, — она вытянула руку в сторону недалекой долины, — там Маленец.
Самой долины видно не было, только видны были обступившие озеро сосны. Воздух там тоже светлел и светился решительно, ярко и как бы расступался. Потом он сделался розовым и поднялось оттуда светящееся, плоское и круглое облако. Облако легко и плавно вытянулось, затрепетало, поднялось выше и растаяло. И тут же во все стороны ударили лучи. Глазам стало легко. И запели птицы.
Когда вернулся Андрей домой, сосед шел от колонки, нес в одной руке полное ведро воды. Другая рука соседа была замотана полотенцем. Сосед издали сердито, но в то же время просительно посмотрел на Андрея. Андрей прошел в свою комнату, разделся, выпил кружку воды и лег на постель.
В дверь вежливо постучали.
Андрей поднялся, сел и сказал:
— Войдите.
Вошел сосед. Он сел на табуретку и пристально посмотрел на Андрея.
— Добрый день, — сказал Андрей.
— Какой же он добрый, день… — сказал сосед.
— Конечно, добрый, — сказал Андрей и улыбнулся.
— Зачем же так над пожилым человеком шутить? — сказал сосед.
— Как шутить? — насторожился Андрей.
— Плохая это шутка. На старости-то лет зачем мне так? — Сосед вопросительно посмотрел Андрею в лицо.
— Какие шутки? — сказал Андрей и вдруг заметил, что в доме стоит удивительная
Старик размотал на правой руке полотенце и протянул Андрею раскрытую ладонь. В ладони возле большого пальца сидела маленькая ветка. Та самая, что девушка отломила утром от яблони.
— Что это? — спросил Андрей.
— Приросла, — сказал старик укоризненно.
Он потрогал ветку пальцем левой руки. Ветка только покачнулась, она крепко сидела в ладони. Почки на ветке уже заметно набухли.
Снег только начал таять, а по лесу пахнет уже грибами. Уже влажные шорохи притаились по мхам. Еще ничего нет, а запах уже стелется. Особенно в полдень.
Утра мглисты. Кругом туман. Утром Савкино стоит в тумане, как остров на разливе. И Воронич. И Тригорское. На яблонях снега нет. Но яблони блещут и тяжелы от воды. С ветвей каплет. Звук этих капель слышен далеко. Кап. Кап. Стук. Стук. С крыш тоже капает. Капает с хвои. День обещает быть пасмурным.
Но внезапно туман оседает и является солнце. Все блестит, все тонет в сверкании. На молодых соснах капли горят, как иней. Лес ярок и сочен. Хвою хочется пить, прямо пить ее так, с ветки, зелеными, пахучими, густыми глотками. На проталинах наливается брусничник. Он тяжелеет на глазах. Темная зелень его жгуче лоснится. Березы совсем зарумянились, они действительно похожи на девиц. Стыдливость их неискренняя, они томятся, они бы запели протяжно и ласково, когда бы вокруг было одно только поле, только чистое поле да ветер. Ветер тоже беспокоен. Ветер никак не может остановиться. Он себе найти не может места. У него тревожная душа. Как у этих камней, что завлажнели у дорог, и по оврагам, и в лесу. Камни тоже наливаются соком.
Все обнажено. Все голо. Как перед утренним купаньем. Краски, звуки. В Дедовцах, за Соротью, гудят гуси, вопят петухи, басом лают собаки. Вороны прямо рычат. Цапли за Маленцом гогочут жуткими, доисторическими голосами. К ним страшно подходить. Воздух телесно душист и густ. Он весь набухает. От него набухают глаза, тяжелеют веки, голову ломит.
Дятлы усердствуют от всей души, и стук их похож на топот конницы.
Лед лопается, и стон идет из одного озера в другое.
Над землей тихо. По вершинам сосен идет ветер. И сосны шумят, как тяжелый дождь. Иногда этот шум похож на гул водопада. Сороть разлилась и заперла лед в Маленце. И вода еще прибывает. Нет уже ни Маленца, ни Петровского озера, ни Сороти. Разлив. И Сороть туда, где был Маленец, гонит лед. Льды теснятся, напирают и лезут на берег. Льды цвета черного серебра и как бы подернуты мхами. Льды раскалываются на пластины, чешуйки. Они мелко, гусельно наигрывают. И взбираются, взбираются на берег.
Льды то шумят подобно снегопаду. То вроде ссохшиеся ворота раскрываются со скрипом. Или в пустом доме шевелятся полуоткрытые двери. Верховой ветер слабеет. Облупившаяся кора сосен шелестит подобно льдам. И шорохи хвои напоминают поскрипывание льдов. Падают шишки. Нет, это стеклянные льдины раскалываются и рассыпаются по ветвям.