Избранное

Фюрнберг Луи

Нужно было большое, величайшее потрясение (которое я пережил, когда мне шел двадцатый год), чтобы я возмужал чувством и умом и чтобы в моей жизни появились смысл и цель. До этого, несмотря на довольно милое проявление того или иного таланта, я был личностью, которую могли обозвать «шалопаем» отнюдь не только филистеры. На том этапе я действительно ни на что не годился, и с зароком, который я время от времени себе давал, — «с завтрашнего дня начать новую жизнь», — происходило то же, что и с маленькими разноцветными воздушными шариками, наполненными газом.

Только одно свойство во мне было положительным, и я не премину признать, что в моей

жизни оно сыграло решающую роль: благоговение перед великими Деятелями и великими Деяниями. Разумеется, я считал их не мерилом, а просто фактами, вызывающими во мне восхищение. Проблемы идеала для меня не существовало. Было лишь почитание, сила почитания, смирение перед величием, любовь и уважение к высшему, которое, выражаясь в делах и вещах земных, украшало бытие, утверждало жизнь, очищало душу. На этот счет у меня сомнений не было. Правда, у этого свойства были и отрицательные стороны; во мне они отразились следующим образом: из-за этого я неизбежно должен был попасть в общество «эстетов», но тогда я этого еще не понимал, да, кроме того, и мое материальное положение было плохим и ухудшалось день ото дня, так что не существовало опасности, что я надолго обоснуюсь в этом скверном обществе. Способность к благоговению оказалась для моего будущего весьма полезной.

Вообще, эта способность облегчала нам жизнь, нам — то есть мне и многим людям моего поколения. Еще не прошли времена, когда романтики по ночам под звездами мечтали об утонченных наслаждениях, когда юноши во время своих бесконечных прогулок философствовали о мире и смерти, а поэты писали стихи о любви, экстазе и нежности, стихи, которые мальчики и девочки тайно посылали друг другу. Вообще слава тогда значила больше, нежели теперь. Автограф известного человека был ценен не как предмет обмена, а как предмет поклонения, и среди мальчиков моего маленького городка я не был единственным, кто вечером, накануне того дня, когда должен был читать свои произведения Герхарт Гауптман, не мог сомкнуть глаз от волнения. То, что Гете подразумевал под словом «эпоха», то есть полный внутренний переворот и радикальное обновление (тогда я этого еще не знал), свершалось в нас уже при одном виде человека, окруженного ореолом гениальности. С этого момента ты чувствовал себя по-другому, обновленным и лучшим, и пусть годы основательно изменили нас, сделали умнее, выработали у нас новые мерки, которыми можно было лучше измерять Великое, суть наша осталась неизменной: радостная и прекрасная способность к благоговению.

Перевод Ю. Гинзбурга.

notes

Примечания

1

М. Горький. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 24. М., Гослитиздат, 1953, с. 491.

2

Монца — город в Италии, к северу от Милана.

3

Какой редкостный случай! (итал.)

4

Успех (франц.).

5

«Дай

руку (ангел милый)» (итал.) — первые строки арии Дон-Жуана.

6

Во-первых (лат.).

7

Во-вторых (лат.).

8

Повтора (итал.).

9

Одынец Антон Эдуард (1804—1855) — польский писатель и журналист.

10

Здесь имеются в виду Гете и Шиллер.

11

Улица в Веймаре, на которой расположен городской дом Гете.

12

Ложного шага (франц.).

13

Скандальная хроника (франц.).

14

Второе я (лат.).

15

Перевод стихов Е. Витковского.

16

Здесь намек на вскоре последовавшую смерть писателя Франца Карла Вайскопфа.

17

Чешский проповедник, в XIV веке, по приказу короля Вацлава, был утоплен во Влтаве, почему и считается «мостовым святым».

18

Соответствие, пара (франц.).

19

Издательство в Германской Демократической Республике.

20

Герой романа Томаса Манна «Волшебная гора».

21

Персонаж из романа «Волшебная гора».

22

Вокзальный мостик, платформа (франц.).

23

Чернь, здесь — простая непривилегированная публика (лат.).

24

Имеется в виду Генрих Манн.

25

Герой романа «Подземелья Ватикана» французского писателя Андре Жида (1869—1951).