Избранное

Погорельский Антоний

Продолжение впредь

Послание к другу моему N.N., военному человеку

Судьба определила Владеть тебе мечом, А мне она вручила Чернилицу с пером. Ах! Как, мой друг, завидно Мне, глядя на тебя. Я признаюсь — обидно С тобой сравнить себя! В серебряных ты латах Летишь, как вихрь, с конем — А я — сижу в палатах С обгрызанным пером! Прекрасную слезами Насилу тронул я; Ты — шевельнул усами, И Хлоя уж твоя! Но чу! — вдруг отозвался Вдали оружий звук; Признаться, испугался Твой

бедный статской друг! А ты — напрасно Хлоя Зовет тебя, стеня, — Ты, помня долг героя, Садишься на коня; Булатный меч милее Тебе любви оков. Спеши, мой друг, скорее, Лети сразить врагов. Я вижу, как в мундире, В лощеных сапогах, Ты, сидя на мортире, Врагам вселяешь страх; Игривый ветр колеблет На шлеме твой султан, Твой взор лишь стан объемлет — Уж весь трепещет стан; Вот ты уж капитаном, И вскоре генерал, — В победе над султаном Визиря в плен ты взял: Ты весь засыпан в злате, Сияет грудь звездой; А я — сижу в халате, Любуюся тобой. Но вот уж час свиданья: Исчез приятный сон!! Не вижу звезд сиянья, Визирь не взят в полон — И с чем же возвратился Ты к нам из дальних стран? Здоровьем истощился — И опустел карман. За всё сие наградой: Корнетом без ноги; Твердишь ты всем с досадой: Проклятые враги! И к Хлое поспешивши, Увы, бедняк узнал, Что, рог луне отбивши, Ты сам с рогами стал. А я — здесь у камина Счастлив своей судьбой: Остался хоть без чина, Но с Лизой и с ногой.

«Абдул-визирь…»

Абдул-визирь На лбу пузырь Свой холит и лелеет. Bayle, геометр, Взяв термометр, Пшеницу в поле сеет. А Бонапарт С колодой карт В Россию поспешает. Садясь в балон, Он за бостон Сесть Папу приглашает. Но Папин сын, Взяв апельсин, В нос батюшки швыряет. А в море кит На них глядит И в ноздрях ковыряет. Тут Магомет, Надев корсет И жаждою терзаем, Воды нагрев И к ним подсев, Их подчивает чаем. То зря, комар На самовар Вскочив, в жару потеет. Селена тут, Взяв в руки жгут, Его по ляжкам греет. Станища мух, Скрепя свой дух, Им хлопает в ладоши, А Епиктет, Чтоб менует Плясать, надел калоши. Министр Пит В углу сидит И на гудке играет. Но входит поп И, сняв салоп, Учтиво приседает. Вольтер старик, Свой сняв парик, В нем яицы взбивает, А Жан Расин, Как добрый сын, От жалости рыдает.

Странник-певец

Беспечный певец, углубленный в мечты, Идет незнакомой дорогой; Кругом все богатства прелестной весны Рассыпаны щедро природой. Как бархатом пышным, поля и луга И холмы покрыты цветами; Как в брачную ризу, одеты леса Цветов ароматных гроздями, И мед златокрылые пьют мотыльки, По ветвям душистым порхая; И птицы, в веселом восторге, поют,

Подругам приюты сплетая. По камушкам пестрым игривый ручей Несет извиваяся воды, И солнце сияет, — и в блеске лучей Красуется юность природы! И странника огнь вдохновенья объял, Он жизни не чувствует бремя; И ясные к небу он взоры поднял И видит — грядущее время! И юного дух воскриленный Певца Восторгом священным пылает; И мысль воспарила к престолу Творца, — И в струны Певец ударяет: О, слава тебе, всемогущий Творец! Всё жизнь от тебя восприяло, В тебе и ничтожества бездны конец, — И чистой любови начало. Любовь оживляет из тленности прах, Из пепла цветы возрождает; И в смертном врожденный к бессмертному страх Святая любовь — побеждает! И лира умолкла, и голос Певца С зеленых холмов повторился; Унылая в сердце спустилась мечта, — И трепет в груди поселился. И ветры завыли, и черною мглой Покрылись небесные своды, Ручей взволновался, и вихри горой Вздымают кипящие воды. И вьюга в изломанных ветвях свистит, Тяжелые тучи летают, И гром из небес воспаленных гремит, И молнии грозно сверкают. И странник во мраке глубоком идет, Покрова от бури не зная. В руках охладевших он лиру несет, От бури ее охраняя. О лира! найдешь ли от бури покров? Свершитесь, мечтанья, надежды! Ведите под мирный усталого кров Смежить утомленные вежды! Ах, страшны мне черный без выхода лес И вранов унылые крики — Иль скрылось навеки светило небес И птички умолкли навеки?

«Друг юности моей! Ты требуешь совета?..»

Друг юности моей! Ты требуешь совета? Ты хочешь, чтобы план я точный начертал, Как сыну твоему, среди соблазнов света, Среди невидимых, подводных, острых скал По морю жизни плыть — безвредно, безмятежно? Задача трудная! — мой друг, — в юдоли сей Для бедствий мы живем, — и горе неизбежно; Чрезмерно счастлив тот, кто на закате дней Успел свой ломкий челн спасти от сокрушенья И твердым якорем на верном грунте стать! Но сколько есть пловцов, которым нет спасенья, Которым суждено предвечно — погибать!

К Тиндариде

Горация книга I. Ода IV

Velox amoenum saepe Lucretilem

Нередко быстрый Фавн любезный свой Ликей На холм приятного Лукретила меняет; Он резвых коз моих, от пламенных лучей, От бурь дождливых охраняет. Козла угрюмого веселая семья Там щиплет тимиан, бродя в кустах свободно: Не страшна ей в траве зеленая змея, Ни в хлеве лютый волк голодный. Меж тем в пологостях роскошного леска Свирели сладкий звук вдоль Устики несется, И гладких скал крутых касаяся слегка, В долинах эхом раздается. О Тиндарида! Здесь под кровом я богов; Приятна песнь моя и жертва им убога. Посыплется тебе тут сельских всех даров Богатство из обильна рога! В уединенной здесь долине ты уйдешь От зноя Сирия — и в рощах сей Темпеи На лире тейской страсть к Улиссу воспоешь И Пенелопы и Цирцеи. Здесь легкий сок гроздей лесвийских ты со мной Из чаши будешь пить под сению прохладной; Раздора не страшись: здесь с пылким Вакхом в бой Арей не вступит кровожадный. От гнева Кира ты не будешь трепетать: Не прийдет наглою он злостью воспаленный В ревнивой ярости с тебя одежду рвать И в локоны венок вплетенный!

А.А. Шелаева. Антоний Погорельский и его сочинения

[текст отсутствует]