Избранные богословские статьи
Шрифт:
III. Два подхода.
Обратившись к современной литературе по богословию Церкви, мы заметим, что, начиная по крайней мере с богословского возрождения эпохи романтизма, ярко выражены два различных подхода, два различных способа изложения учения о Церкви. Разумеется, для обоих есть обоснования как в Писании, так и в Предании. Немедленно возникает вопрос: нельзя ли соединить эти два подхода, два метода, нельзя ли образовать их гармоничный синтез? Безусловно, такой синтез необходим и следует стремиться к его осуществлению. Однако как сделать это на практике, еще не вполне ясно.
С одной стороны, можно сказать, что сложилась традиция разрабатывать всё учение о Церкви исходя из христологии, взяв ориентиром известное выражение ап. Павла: Тело Христово. В итоге правильное соотношение между христологией и экклесиологией устанавливается обобщающим учением о «целокупном Христе» — totus Christus, caput et corpus [весь Христос: Глава и Тело], по знаменитой формуле блж. Августина [238] . Можно утверждать, что именно такой подход преобладал в святоотеческих творениях Востока и Запада, причем не только в эпоху единства, но и долгое время после разделения. На Востоке этот христологический путь прекрасно прослеживается у столь позднего автора, как Николай Кавасила, — в первую очередь, в его замечательном сочинении «О жизни во Христе» [239] . Применение именно этого подхода тесно связано с христологическим толкованием Кавасилой таинств и тем центральным местом, которое отведено в его системе таинству Евхаристии и евхаристической жертве [240] .
238
См.
239
Греческий текст: PG 150, 493–726. Издан французский перевод S. Broussaleux: Cabasilas, Nicolas. La vie en J'esus–Christ. Amay, 1934. [Более поздний французский пер. с примечаниями M. — H. Congourdeau: SC 355 (1989) и SC 361 (1990). Русский пер.: Кавасила, Николай. Семь слов о жизни во Христе. М., 1874. — Пер.] Ср.: Lot–Borodine M. La doctrine du coeur th'eandrique et son symbolisme dans l'oeuvre de Nicolas Cabasilas // Ir'enikon. T. 13 (1936), no. 6. P. 652–673; Eadem. La gr^ace d'eifiante des sacrements d'apr`es Nicolas Cabasilas // Revue des sciences philosophiques et th'eologiques. T. 25 (1936). P. 299–330; T. 26 (1937). P. 693–712.
240
Ср. также предисловие и примечания S. Salaville к его переводу на французский язык «Толкования Божественной литургии» Кавасилы: SC 4 (1943). [Исправленное издание, с греческим текстом, под редакцией R. Bornert и др.: SC 4bis (1967). — Пер.]
Не следует, однако, забывать, что в новое время этот акцент на христологии стал терять силу и ослабевать. Христологические построения отцов древней Церкви на практике почти совершенно не принимаются во внимание. Пришлось переоткрывать классическое представление о Теле Христовом — даже внутри традиционных конфессий. Во всяком случае, в экклезиологическом контексте к христологии обращались крайне редко. После эпохи Реформации богословие видело Церковь скорее как «собрание верующих,” coetus fidelium, чем как Corpus Christi [Тело Христово]. Когда такой подход к тайне Церкви применяют на достаточно глубинном уровне, рано или поздно он приводит богословов к пневматологическому пониманию Церкви. Возможно, правы те, которые заявляют, что христианское учение о Святом Духе было недостаточно разработано и никогда не формулировалось корректно — несмотря на бурные споры вокруг filioque, а скорее всего именно благодаря им. И тем не менее существует четкая тенденция чрезмерно акцентировать пневматологический аспект учения о Церкви. Вероятно, один из наиболее ярких образцов такой чрезмерности — известная книга Иоганна Адама Мёлера «Die Einheit in der Kirche» [241] , хотя, надо отметить, правильные пропорции были восстановлены уже в его «Symbolik» [242] и последующих работах [243] . В русской богословской мысли аналогичный дисбаланс характерен для Хомякова и, в большей мере, для его последователей. Учению о Церкви грозит превратиться в нечто вроде «харизматической социологии» [244] . Конечно, это не означает, что о Христе попросту не вспоминают; кроме того, в учении о Церкви надлежит найти некое место и «социологии.» Но ведь в действительности вопрос стоит о схеме построения экклесиологии. Можно сформулировать его следующим образом: должны ли мы в качестве исходной точки брать тот факт, что Церковь есть «Община,” чтобы затем изучать ее «структуру» и «свойства»? Или же следует начинать с Христа, Воплотившегося Бога, и анализировать всё, о чём говорит догмат Воплощения в его целостности, включая славу Воскресшего и Вознесшегося Господа, сидящего одесную Отца?
241
Имеется в виду труд: M"ohler J. A. Die Einheit in der Kirche oder das Prinzip des Katholizismus, dargestellt im Geist der Kirchenv"ater der drei ersten Jahrhunderte. T"ubingen, 1825. — Пер.
242
Флоровский говорит о работе: M"ohler J. A. Symbolik, oder Darstellung der dogmatischen Gegens"atze der Katholiken und Protestanten nach ihren "offentlichen Bekenntnisschriften. Mainz, 1832. — "Iad.
243
Ср.: L''Eglise est une. Hommage `a M"ohler / 'Ed. par P. Chaillet. Paris, 1939.
244
Богословие Хомякова требует переоценки, в первую очередь потому, что его так по–разному разъясняли, интерпретировали и использовали. Вышел английский перевод известного труда Хомякова «Церковь одна», с предисловием Николая Зернова: Chomjakov A. The Church is One. London, 1948. См. Baron P. Un th'eologien la"ic orthodoxe russe au XIX–e si`ecle Alexis St'epanovitch Khomiakov (1804–1860). Son eccl'esiologie. Expos'e et critique. Roma, 1940 (библиография); Bolshakoff S. The Doctrine of the Unity of the Church in the Works of Khomyakov and M"ohler. London, 1946. Ни одну из этих недавно опубликованных работ нельзя признать удовлетворительной.
Вопрос об исходной точке экклезиологических построений никак нельзя назвать маловажным. Отправной пункт определит всю схему. Ясно, что между двумя выражениями св. ап. Павла — «во Христе» и «в Духе» — нет противоречия. Однако важно, какое из них будет для нас исходным, приоритетным. Наше «единство в Духе» — это не что иное, как «соединение со Христом,” вхождение в Его Тело, что являет последнюю, предельную реальность христианской жизни. Может случиться так — и тому уже есть примеры — что неудачно выбранная исходная точка приведет к весьма серьезному искажению всей перспективы и воспрепятствует нормальному развитию богословского исследования. По всей очевидности, это происходило в тех нередких случаях, когда учение о Церкви рассматривали вне органической связи с жизнью во плоти и искупительной Жертвой Господа Церкви. Слишком часто Церковь представляли как общину верующих во Христа и следующих за Христом, а не как Его собственное Тело, в котором Он непрестанно пребывает и действует Духом Святым, дабы «возглавить» всяческая в Себе. В результате оказалось невозможным правильно разработать и саму христологию: многое из сокровищ святоотеческого учения о Христе осталось невостребованным или забытым в богословии нового времени — как на Востоке, так и на Западе.
IV. Одно Писание недостаточно.
Приоритет апостольского образа «Тела Христова» могут оспорить с библейской точки зрения. Во–первых, в Церкви Христовой надлежит видеть «Новый Израиль,” а значит, подлинно ключевым и первостепенным будет понятие «Народа Божия.» Во–вторых, по представлению самого ап. Павла, Церковь — это «славное тело Христа Воскресшего,” следовательно, понятие «мистического тела» нельзя возводить к Воплощению, оставаясь в пределах учения апостола [245] .
245
См. Cerfaux L. La Th'eologie de l''Eglise suivant saint Paul. Paris, 1942; также Idem. Le Christ dans la th'eologie de saint Paul. Paris, 1951. P. 259 ss. [В последней книге следует обратить внимание на подглавку «Corps du Christ» («Тело Христово») главы «Le Christ et l'Йglise» («Христос и Церковь»), расположенную на p. 164–166. Фрагмент, который Флоровский цитирует практически дословно, находится на p. 266. — Пер.]
Оба довода не представляются убедительными. Да, совершенно верно, Божия Церковь Нового Завета — «пересоздание» ветхозаветной «Церкви,” но это пересоздание включает в себя высочайшую тайну Воплощения. Следует так понимать и истолковывать неразрывный путь Церкви сквозь всю библейскую «Heilsgeschichte» [историю Спасения], чтобы учесть уникальную «новизну» Воплощения Господа. И образ «народа Божия,” безусловно, не подходит для этой цели. Не видно также его особой связи с таинством Креста и Воскресения. Наконец, учение о Церкви необходимо строить так, чтобы отчетливо выявить таинственный характер нового бытия. Экклесиология св. ап. Павла допускает различные интерпретации, и справедливо утверждать, что представление о «Теле Христовом» занимает более значимое место в его понимании Церкви, чем полагают некоторые современные исследователи. Кроме того, не следует так явно противопоставлять Христа Воплотившегося и Христа Прославленного. Ведь по Вознесении Христос не перестал быть «Новым Адамом.»
Попытка заменить образ «тела» образом «семьи,” обосновав всю концепцию понятием «усыновления,” едва ли вообще заслуживает доверия [246] . Именно «во Христе» человек «усыновляется» Отцом, а таинство усыновления — это не что иное, как таинство смерти и совоскресения со Христом и во Христе, то есть мы опять говорим о таинстве вхождения
Так или иначе, кафолическое учение о Церкви нельзя построить на одних только текстах Писания, которое само открывается лишь в свете живого Предания. Богословам–систематикам не приличествует с легкостью отметать образ «тела,” так часто используемый отцами. Окончательно сформировать систему можно, только опираясь на целостное видение Личности и искупительного подвига Христа.
246
См. Епископ Кассиан. Сыны Божии // Вестник РСХД. № 31 (1954, январь–февраль). С. 4–11. [Вот характерный пассаж из статьи владыки Кассиана (Безобразова): «После того, что было сказано о спасении как усыновлении, выделения требует не образ Церкви как тела Христова, а образ Церкви как семьи» (с. 9). — Пер.]
V. Богочеловеческая природа Церкви.
Основа бытия христианской Церкви — то новое, сокровенное единство Бога и человека, которое осуществлено Воплощением. Христос — Богочеловек, причем, согласно халкидонской формуле, «совершенный в божестве и совершенный в человечестве» [247] ; именно поэтому стала возможной и получила бытие Церковь Христова. В искупительной тайне Креста мы видим снисхождение Бога, Божественной Любви, к человеку. Христово «отождествление» с человеком, с человечеством, достигло своей высшей точки в Его смерти — смерти, самой по себе бывшей победой над разрушительными силами и в полной мере проявившейся в Славе Воскресения и Вознесении. Всё это единое, неделимое Божие деяние. Церковь созидается таинствами, каждое из которых предполагает самое непосредственное участие в смерти и воскресении Христа и личное соединение с Ним. Церковь — плод искупительного подвига Христова, его, скажем, — «краткое изложение.» Церковь была целью и замыслом «схождения с небес» Христа — нас ради человек и нашего ради спасения. Только под таким углом можно верно и в полной мере понять природу Церкви. Центральное место при таком истолковании занимает человеческая природа Христа — Его собственная и, тем не менее, «всеобщая.» Здесь заключена экзистенциальная предпосылка и основание Церкви. Лишь завершенная христологическая модель может правильно и убедительно выразить это важнейшее отношение между Воплотившимся Господом Искупителем и искупленным человеком. В данной статье удастся только изложить ряд тезисов и дать некоторые указания для дальнейшего исследования.
247
Из «Определения Халкидонского собора». См.: Деяния Вселенских Соборов. Т. 3. СПб., 1996. С. 48. — Пер.
Несомненно, понятие Воплощения, взятое само по себе и не расширенное в достаточной степени — так, чтобы охватить всю жизнь Христа, все его деяния, вплоть до кульминации Креста и славы Воскресения, — такое понятие не сможет послужить надежной основой, стать фундаментом для экклесиологии. Мало анализировать тайну Воплощения и в терминах одной только «природы.» Воплощение было явлением Божественной Любви, ее искупительного присутствия и действования в «мире,” а вернее, посреди человеческого «бытия.» Это присутствие и действование продолжается в Церкви. Церковь — это непрерывное присутствие Искупителя в мире. Вознесшийся Христос не удалился, не отлучился от мира. Сила и власть Церкви Воинствующей укоренена именно в этом таинственном «Присутствии,” делающем ее Телом Христовом, а Христа — ее Главой. Наиболее важная, ключевая проблема экклесиологии заключается как раз в том, чтобы описать и объяснить модус и характер такого «Присутствия.» Послание к Евреям вместе с Посланием к Ефесянам представляются максимально приемлемой отправной точкой Писания для построения экклесиологии. Что вовсе не воспрещает придавать особое значение действию Святого Духа: необходимо только помнить, что Церковь — это Церковь Христа, и Он ее Глава и Господь. Дух — это Дух Сына: «Не от Себя говорить будет ….. потому что от Моего возьмет и возвестит вам» (Ин. 16:13–14). Во всяком случае, нельзя, говоря о «домостроительстве Духа,” ограничивать и умалять «домостроительство Сына.»
Недавно проблему хорошо и ясно сформулировал Владимир Лосский в своей небольшой интересной книге «Essai sur la theologie mystique de l’Eglise d’Orient» [248] . Но решение, которое он далее предлагает, навряд ли удовлетворительно [249] . Тяжело столь четко различать «единство природы» и «множество человеческих ипостасей,” как это хочет делать Лосский. «Человеческая природа» не существует вне «человеческих ипостасей,” и сам Лосский прекрасно это понимает — при этом он, однако, подчеркивает, что человек именно «как личность» является «существом, содержащим в себе целое,” то есть чем–то большим, чем просто «членом Тела Христова» [250] . Тем самым подспудно проводится мысль о том, что только в Духе Святом — не во Христе — человеческая личность в полной мере обретает (или возвращает себе) свое онтологическое основание. Безусловно, Церковь — то место, где человеческие личности соединяются с Богом. Однако вызывает серьезные сомнения возможность провести столь резкую границу между «природой» Церкви и «множественностью» входящих в нее «личностей» или «ипостасей.» В теории Лосского не остается места для личностного общения индивидуумов со Христом. Конечно, такое личностное соединение со Христом — не что иное, как дар Святого Духа, но было бы ошибочным сначала говорить: «В Церкви через таинства наша природа соединяется с Божественной природой в ипостаси Сына, Главы Своего мистического Тела,” а затем добавлять как нечто иное: «Каждая личность (человеческой) природы должна стать сообразной Христу,” и это происходит «по благодати Святого Духа» [251] . Причина резкого разграничения вполне понятна; она заслуживает всяческого внимания. Лосский стремится избежать опасности настолько увлечься «всеобщим исцелением» человеческого естества, что будет утеряна свобода участия в «богочеловеческом организме» Церкви. Ход его мысли предельно ясен: Церковь едина во Христе и множественна Духом; одна человеческая природа в ипостаси Христа, многие человеческие ипостаси в благодати Духа. Логично спросить: разве множественность человеческих ипостасей не вполне обретает свое основание в личностном «общении» многих с Единым Христом? Разве происходящее в таинствах соединение со Христом не носит личностного характера — характера личной встречи — и не совершается Духом Святым? А с другой стороны, разве личная встреча христианина со Христом не будет возможной только в «причастии Святого Духа» и «благодатью Господа нашего Иисуса Христа»? Ошибочно относить «природный» аспект Церкви, «un accent de necessite'” [акцент на необходимости], ко Христу, отдавая «личностный» аспект, «un accent de liberte'” [акцент на свободе], действию Святого Духа. Также ошибочно говорить о некоей статичной «христологической структуре» Церкви, приписывая весь динамизм церковной жизни действию Духа. Именно это пытается сделать Лосский. В его интерпретации Церковь как Тело Христово оказывается лишь застывшей «структурой,” и только в своем «пневматологическом аспекте» Церковь обладает «динамическим характером.» В реальности это будет означать, что Христос не присутствует в Церкви динамически, — вывод, могущий стать причиной серьезных погрешностей в учении о таинствах. Почти всё, что говорит Лосский, приемлемо — но говорит он это так, что возникает опасность существенно исказить всю экклезиологическую модель. Несостоятельность кроется именно в его христологических посылках.
248
Lossky V. Essai sur la th'eologie mystique de l''Eglise d'Orient. Paris, 1944 [русский пер.: Очерк мистического богословия Восточной Церкви // Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М., 1991. С. 8–199. — Пер.]; особое внимание стоит обратить на главы 7–9 (p. 131–192) [русский пер.: с. 102–148], последняя из которых имеет название «Deux aspects de l'Йglise» [«Два аспекта Церкви»].
249
Далее Флоровский анализирует только указанную книгу «Очерк мистического богословия Восточной Церкви». Однако аналогичный ход рассуждения встречается у Лосского и в работах, включенных в настоящий сборник. См., например, статьи «О третьем свойстве Церкви» и «Искупление и обожение». Более аккуратно излагает свою мысль Лосский в работе «Кафолическое сознание». — Пер.
250
См. Lossky V. Essai sur la th'eologie mystique de l''Eglise d'Orient. P. 171. В русском переводе: «…человек по своей природе является частью, одним из членов Тела Христова, но, как личность, он также существо, содержащее в себе целое» (Очерк мистического богословия Восточной Церкви. С. 131). — Пер.
251
См. Lossky V. Op. cit. P. 179; русский пер.: с. 137. — Пер.