Избранные циклы фантастических романов. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Да, неправильно, — с жаром проговорила Света, — потому что люди не желают исполнять свой долг. Это называется гордыня. И вот к чему она приводит. От этого все пороки, все преступления.
— Если бы, — скривился я. — Не от этого вообще-то. А от того, что человек — животное, ведомое инстинктами: жрать, трахаться и доминировать над своими собратьями. И если общество не в состоянии сдержать в ком-то это животное начало, у того оно рано или поздно выплеснется наружу во всей красе.
— Чего? — Света аж поморщилась. — Человек — это животное? И всё? По-твоему,
—…чернь? — я рассмеялся. — Естественно! У нас всего этого нет. А у вас есть. От того-то среди вас и полно таких мразей, как Вениамин Куракин. Как думаешь, что там, за забором делают молодые люди и девушки из «благородных» семей? У них там вечер поэзии? Ха, благородные! Да вы ничем не лучше. Всё ваше благородство — это напыщенность и зазнайство, да дорогие шмотки, которые вы напяливаете на себя по всяким званым ужинам. Вот и всё различие.
— Глупости! — воскликнула Света. — Мой отец был не таким. Он был воистину благородным человеком. Честным, справедливым. А среди моих предков было множество славных воинов и государственных мужей, которые своими великими делами вписали свои имена в историю. И ты, — она ткнула в меня пальцем, — не смеешь порочить их память.
— Не принимай близко к сердцу, — я едва сдерживал улыбку. Слишком забавно и по-детски выглядела негодование Светы. — Постарайся взглянуть шире на ситуацию.
— Если ты оскорбишь моего отца или моих предков, ты поплатишься, — произнесла Света спокойным холодным тоном.
Для неё эта тема была болезненной. Мои слова пошатнули почву у неё под ногами, поколебали всё то, во что она верила, на чём зиждилось ей самосознание. И возможно, не только мои. Ведь кто я в её глазах? А вот Вадима она уважала, а он ведь тоже говорил нечто похожее. Но на него Света не могла выплеснуть злость.
Мир менялся, порядки менялись, а Света держалась за свои старые понятия, которыми испокон веков жили аристократы. Мне даже жалко её стало, особенно когда я подумал, что у девушки даже родителей-то не осталось. Отец погиб, а мать находилась непонятно где и, скорее всего, встала вместе с семьёй на сторону императора вместе. Для Светы прежний мир с его устоявшимися традициями рухнул, и от того ей было плохо. Наверное, ей будет трудно адаптироваться к тому обществу, которое хочет создать Вадим Орлов.
Мы некоторое время сидели молча. Решив, что Света успокоилась, я попытался помириться.
— Извини. Я перегнул палку, — сказал я. — Конечно, среди аристократов тоже есть хорошие люди. Думаю твой отец был хорошим человеком, раз он решил покончить с криминалом и арестовал банду Аношака. Достойный поступок. И мужественный, если учесть, против кого ему пришлось пойти ради этого.
— Вот именно. Так что не распускай язык, — Света даже не взглянула на меня.
Мы снова молчали какое-то время.
— Хватит дуться, — сказал я. — Я же извинился.
Света не ответила.
— У тебя сейчас лицо, как у обиженного
Света усмехнулась, но на меня не взглянула.
— Ладно. Я тоже погорячилась, — сказала она, наконец. — Просто я не понимаю тебя. Ты говоришь странные вещи. Ты отрицаешь всё доброе и благородное в человеческой душе.
— Нет, это не так. Просто много дерьма видал в жизни, — сказал я и, подумав, добавил. — Ты же знаешь, в какой я среде вырос. Наверное, ты не видела, как живут люди за стеной.
— Да, в трущобах жить не приходилось, — произнесла Света насмешливым тоном.
— А зря. Может, увидела бы, до чего людей доводят ваши кланы, во что цари и князья превратили мир. Может, увидела бы, как «благородные» разбомбили полгорода, уничтожив сотни мирных жителей в собственной стране. Вот что сила делает с людьми. Сила даёт ощущение безнаказанности, безнаказанность ведёт к произволу. Вы считаете себя хозяевами, считаете, что мир этот существует для вас. Потому что, как я говорил… — я вдруг спохватился: кажется, теперь уже я разошёлся не на шутку. — А впрочем, ладно. Сытому голодного не понять.
— Да, всё так, — согласилась Света. — Император и его приближённые забыли о своём долге, и поэтому начались проблемы. Ты спрашивал меня, зачем я пошла в гвардию? Вот поэтому. Потому что я не хотела забывать о долге и прожить свою жизнь беспечно. Я хотела чего-то большего, чем праздное беззаботное существование. Меня намеревались выдать замуж за одного польского княжича, и тогда я бы ничего не сделал.
— Постой, — я посмотрел внимательно на Свету. — Ты сейчас хочешь сказать… что тебе уготована роль невесты какого-то знатного человека, а ты вместо этого подалась в солдаты? То есть оставила предназначенный для тебя Господом путь.
— Погоди… — Света нахмурилась, — нет, это совсем другое. Я же служу своему роду. При чём тут…
— Ладно, пусть будет так, — улыбнулся я. — Каждый сам выбирает свой путь. Вот только… пути бывают разные. Все мы, конечно, придём к одному, каждый путь окончится могилой, но некоторые приведут к этому быстрее. Вы с Олесей чем-то похожи. Она ведь тоже захотела воевать ради каких-то идей. А мне кажется это глупостью. Я и сам однажды подписался на нечто подобное. Сейчас жалею. Лучше бы другим путём пошёл. Жил бы нормальной жизнью, а не гонялся бы за каким-то придурком.
— Олеся твоя сейчас в штабе, — сказала Света.
— Как в штабе?
— Вадим её взял в бухгалтерию, она теперь с бумажками работает.
— Почему это он так решил?
— Не знаю.
Когда я услышал это, мне стразу стало легче на душе. Теперь Олеся была в относительной безопасности, и оставалось только порадоваться за неё. Может, и наладится у девчонки жизнь.
— И про Веру мы кое-что узнали, — продолжала Света.
— Да неужели? И как она?
— В роду Вахрамеевых есть один человек… один из старших членов семьи, в общем. Он сторонник идей Вадима. Я сказал, что Вера осталась у них в бункере, и Вадим попросил того человека забрать её.