Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Бытовуха, одно слово. Грязная, тухлая, скучная бытовуха. Никого не жалко, никому не интересно.
Но эта майская теплая ночь текла себе тихо, и не было в ее прозрачных волнах никакого криминального мусора. Разве что старушонка забрела в отделение, уселась на скамью для задержанных и не собиралась никуда уходить. По-хорошему, надо было гнать ее в шею, в крайнем случае вызывать психиатрическую перевозку. Бабка явно чокнутая.
Такие сумасшедшие бабки есть в каждом московском микрорайоне. Они слоняются по улицам, забредают в магазины, больше всего любят булочные и аптеки, знакомы со всеми продавщицами
Грубо размалеванное лицо, разноцветные пластмассовые бусы и браслеты в десять рядов, к подолу рваной юбки пришита бахрома от старой скатерти. На голове целая коллекция дешевых детских заколочек в виде цветочков и бантиков.
– Шла бы ты домой, мамаша, от греха подальше, – в который раз повторил старший лейтенант.
– Я настаиваю, чтобы моим делом занялся самый главный начальник лично, – невозмутимо произнесла старуха и замолчала, уставившись в одну точку, сложив на коленях распухшие шелушащиеся руки с кроваво-красным облезлым маникюром.
– Какой начальник? – вздохнул дежурный. – Ну какой тебе начальник? Пять часов утра. Иди, мамаша домой, спать. – Ничего, я подожду.
Кудиярова Раиса Михайловна, 1928 года рождения пенсионерка, проживающая в Москве, по адресу Средне-Загорский переулок, дом 40, кв.65, стоящая на учете в районном психдиспансере, о чем имелась специальная пометка в паспорте, заявляла, что десятого мая сего года ушел из дома и до сих пор не вернулся ее сожитель Антон, 1962 года рождения.
– Ну а фамилия какая у этого Антона? – спросил дежурный, когда три часа назад перед ним на стол легла бумажка с заявлением.
– Не знаю. Вы на то и милиция, чтобы выяснить его фамилию.
– Утром приходите, будем разбираться.
– Сейчас. Сию минуточку, – спокойно возразила старуха.
– Да что за срочность? Может, ваш сожитель уехал куда-нибудь по личным делам.
– Не мог он уехать. Некуда ему. А личное дело у него одно – наша любовь, – терпеливо объяснила старуха.
Нет, определенно надо было поскорей избавиться от безумной бабки. Но дежурный чувствовал, без скандала выдворить заявительницу не удастся. А скандала ужасно не хотелось, так спокойно было в отделении, так мирно сопели два бомжа за решеткой, ну просто грех ломать эти редкие минуты. Надо попытаться решить проблему с бабкой мирным путем. А потом можно вздремнуть с открытыми глазами.
– Сколько времени вы знакомы с этим вашим, – дежурный крякнул и поморщился, – сожителем?
– Семь дней.
– То есть всего неделю?
– Вам кажется, это слишком короткий срок, чтобы узнать человека? – прищурилась старуха. – Но у меня жизненный опыт, а вы еще слишком молоды, миленький мой, вам рано судить о таких вещах.
– Я и не сужу, – успокоил ее дежурный. – Где и как вы познакомились?
– В аптеке. Он хотел получить по рецепту свои лекарства. Ему полагается бесплатно. Но оказалось, рецептик у него какой-то не правильный. Он стал объяснять, что без таблеток никак не может. В общем, я помогла ему, попросила
– И вы его пустили к себе?
– Я его полюбила сразу. С первого взгляда. Вы не представляете, миленький мой, какая это высокая страсть, какие чистые чувства…
– Фамилию, значит, не знаете, а дата рождения вам все-таки известна?
– С его слов. Он сказал, ему тридцать шесть лет.
– А вам, пардон, семьдесят? И значит, он вам приходится сожителем?
– Почему бы и нет? Посмотрите на меня, разве я выгляжу на свой возраст? – Кудиярова привстала с лавки, повертела головой, кокетливо поправила волосы. – У меня душа совсем юная, девичья. И Антосик это чувствовал. Любви, как сказал один генерал в опере Чайковского, все возрасты покорны.
– Ну хорошо, – согласился дежурный, – покорны так покорны. А где он проживает, этот ваш Антосик? Документы вы его видели?
– Не надо так его называть. Это очень интимно. Для вас он Антон, – старуха вскинула, подбородок и прикрыла глаза. На веках были жирные, ярко-бирюзовые полоски теней. – Проживает он у меня, документы его мне ни к чему. Он любит меня. И я не позволю вам примешивать к высоким чувствам всякие бюрократические формальности. Послушайте, а почему вы не спрашиваете, как он выглядит? Я уже подозреваю, вы просто морочите мне голову и не собираетесь его искать.
– Хорошо, – вздохнул дежурный, – как он выглядит?
– Высокий. Очень красивый. Плечи широкие лицо мужественное, благородное. Глаза голубые, как небо. Волосы цвета спелой ржи. Одет был в брюки и свитер, синенький такой, в резинку, а сверху куртка черная, джинсовая. Найдите его, товарищ милиционер, заклинаю вас! – старуха драматически заломила руки. – Я чувствую, он попал в беду. Он такой чистый, доверчивый…
Ночь близилась к концу, а старуха все сидела. Дежурный почти забыл о ней, когда она внезапно произнесла, как бы размышляя вслух:
– Ужасно, когда умирают молодые. Особенно так, в огне, заживо. Или он уже был мертвый, когда начался пожар? Не знаете?
– Что? – вскинулся дежурный.
– В нашем доме был пожар, в соседнем подъезде, – стала терпеливо объяснять старуха. Там погиб молодой человек. Он жил у этой хиппи-художницы, Зинка ее зовут. Маленькая такая, шустрая. Жил себе тихо, а квартиру-то Зинке все-таки спалил. Ну и сам сгорел, бедненький.
– Когда исчез ваш сожитель? Десятого мая? – Сон будто рукой сняло.
– Именно десятого. За несколько часов до пожара.
– А проживаете вы по адресу Средне-Загорский, дом 40?
Дом этот был одним из самых неблагополучных в микрорайоне. Бывшее общежитие ПТУ кое-как отремонтировали, из комнат сделали квартиры гостиничного типа. Там ютилось много всякой полууголовной швали. Именно там в ночь с десятого на одиннадцатое мая произошел пожар. Погиб один человек. К моменту приезда пожарных труп был в ужасном состоянии, однако установить личность не составило труда. Документы уцелели. В жестянке на подоконнике был обнаружен паспорт на имя Ракитина Никиты Юрьевича, 1960 года рождения, проживающего в Москве, правда, адрес там значился совсем другой.