Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Барышни расступились, и стало видно, что в заднике декорации проделана дыра, из неё торчит усатая мужская голова в цилиндре.
— Смирись, смирись, порочное дитя! — сказала голова сиплым тенором. — Ты отдала себя страстям тлетворным, ты дышишь кокаином и грехом.
Таня вглядывалась в затылки зрителей в первых рядах партера, но было слишком темно. Она двинулась вперёд, по боковому проходу.
— О, мой творец, но если плоть бессильна противиться страстям и наслажденьям, её ли в том винить? Не ты ли её
Оркестр заиграл нечто бравурное. Качели стали медленно опускать даму. Она больше не болтала ногами, сидела смирно, понурив голову в красных кудряшках. Три барышни принялись отплясывать канкан. Таня была уже у края сцены. Кто-то с откидного сиденья тронул её за руку и громко прошептал:
— Сядьте куда-нибудь или уйдите!
Она набрала побольше воздуха и, перекрикивая оркестр, завопила:
— Папа!
Все головы в маленьком партере тут же повернулись в её сторону, рядом громко возмущённо зашикали. Из середины второго ряда поднялась высокая фигура Михаила Владимировича и быстро направилась к Тане.
Извозчик уехал, видно, понял, что за часики выручит больше, чем заплатят ему седоки. Михаил Владимирович надел на Таню своё пальто, побежали по пустому переулку к Сретенке, извозчика нашли только на Садовой.
— Помолись, подготовься, — прошептал Михаил Владимирович и сжал Танину кисть, — рано или поздно это всё равно бы произошло, он мужественный мальчик, он боролся, не показывал виду, но я знаю, как ему было худо. И ты знаешь. Он держался из последних сил.
— Нет. Не смей ничего говорить. — Таня вырвала руку и отвернулась.
До госпиталя ехали молча. В гулком полутёмном вестибюле столкнулись с сестрой Ариной.
— Ну, слава Богу, успели, хоть попрощаетесь. Без сознания он, но пока дышит, пульс совсем слабый, — сказала она, — я в аптеку за кислородной подушкой. Час назад обещали прислать посыльного, все не идёт, а наши запасы ещё вчера закончились.
Ося лежал в маленькой процедурной. Глаза приоткрыты, лицо заострилось и разгладилось. Дыхание было редким и хриплым. Рядом стояли фельдшер Васильев и хирург Потапенко.
Михаил Владимирович приподнял Осе веко, стал считать пульс.
— Два раза сердце останавливалось, делали искусственное дыхание и непрямой массаж, — сообщил хирург.
— Ося, — тихо позвала Таня и провела ладонью по детской седой голове, — Осенька, я здесь, и папа здесь, мы с тобой, вернись к нам, пожалуйста.
Синеватые веки дрогнули. Михаил Владимирович, не отпуская тонкого запястья, прижал ухо к Осиной груди. Все затихли. Он слушал минуты три, потом вдруг вскочил, приказал сухо и быстро:
— Адреналин. Камфару подкожно. Натрия гидрокарбонат, хлорид кальция, глюкоза с инсулином. Окно открыть!
Таня вытащила подушку из-под головы Оси, одну руку подложила ему под шею,
— Все, Таня, остановись, довольно. Ты слышишь меня? — Михаил Владимирович силой оттащил её от Оси.
— Нет! — крикнула она и попыталась вырваться из отцовских рук. — Нет, пусти!
— Что — нет? Он дышит сам. Успокойся. — Он усадил её на стул в углу палаты и поднёс стакан холодного чая к её губам.
Ося не только дышал, он открыл глаза и смотрел на Таню. Васильев ставил ему капельницу. Губы Оси шевельнулись. Таня подошла, склонилась над ним и ясно расслышала:
— Барбарис.
— О чём ты, Осенька?
— От тебя пахнет барбариской. Изо рта.
— Михаил Владимирович, вы сами понимаете, всё бесполезно. Нужна операция на сердце, но наркоза он не выдержит, — сказал доктор Потапенко, когда они вышли покурить в коридор.
Таня уходить от Оси отказалась категорически, сидела возле его койки, читала ему «Капитанскую дочку».
— И что вы предлагаете? — спросил профессор.
— А что тут можно предложить? — Потапенко пожал плечами. — Ох, да, я совсем забыл, вас какой-то полковник искал, Данилов, кажется.
— Данилов? Когда?
— Около часа назад. Он приехал с фронта, всего на сутки, спрашивал вас и Таню.
— Где же он?
— В приёмном. Наверное, уже ушёл. Простите, что сразу вам не сказал, но совсем вылетело из головы.
В пустом приёмном отделении полковник Данилов спал прямо на стуле. Профессор не стал его будить, отправился за Таней.
— Я никуда не пойду, — сказала она, увидев отца, — я буду здесь сидеть всю ночь.
— Сиди, пожалуйста, я не возражаю. Только сейчас сходи в приёмное, ненадолго.
— Зачем?
— Иди, я сказал! — он взял у неё из рук книгу. — Я останусь здесь, не волнуйся.
Таня быстро сбежала по лестнице. Дверь приёмного отделения была приоткрыта, она заглянула и сначала никого не увидела, кроме дежурной сестры, дремавшей за столом.
— Что за дурацкие шутки!
Она хотела уже идти назад, к Осе, но заметила силуэт в углу.
Данилов спал, прислонившись головой к стене. Шинель сползла с плеча, фуражка лежала на коленях. Он был небрит и в грязных сапогах. Короткий ёжик волос стал совсем белым. Таня подошла на цыпочках, прижалась губами к его щеке и тут же отпрянула. Он открыл глаза, часто, удивлённо заморгал, увидел Таню, обнял её, так неловко и крепко, что она чуть не упала.
— Павел Николаевич, вы не предупредили, — она подняла с пола его фуражку, — вы такой бледный, измученный. Что-то случилось?