Избранные дни
Шрифт:
И все же ее не оставляло чувство, что в ней теперь появился изъян. Она перестала быть редкостной и чудесной вещью, суровой черной богиней законопорядка. Она превратилась в сломленного человека, которому нужны его помощь и здравый смысл.
Она понимала, во что все это выльется. Она думала, что понимает. Саймон не был плохим человеком; сейчас, сидя в соседней комнате, он не размышлял, как бы скорее избавиться от Кэт. Но у него в душе, как она подозревала, на месте восхищения и желания образовалась пустота. Он не придает этому значения. Завтра сварит для нее кофе. Будет не просто добрым, а очень добрым. Он не покинет ее в момент, когда он ей нужен. И при всем
Так уж он запрограммирован. Способный мальчик из Айовы, полностью состоявшийся, амбициозный, — ему естественным образом хотелось, было просто необходимо покуролесить, прежде чем вступить в жизнь, которая предназначалась ему с самого момента зачатия. Все было предопределено. Не встреться он тогда с Кэт, очень скоро в его жизни появился бы другой колоритный персонаж. И с самого начала где-то поблизости маячила верная законная жена, которая дожидалась своего часа.
Она, Кэт, была коллекционной вещью, не так ли? Она была экзотическим экземпляром — за таковой ее всю жизнь держали мужчины. Не свиристелка, а образованная черная девушка, прочитавшая гораздо больше книг, чем прочитал ты; которой плевать на мелочи, составляющие домашний уют, и которая во всем дает тебе сто очков вперед. Им нравилась крутая девчонка, к слабонервной же их меньше тянуло. Это было уже не то, на что они подписывались.
Вместе с Дэрилом она пережила бы смерть Люка — но не мучительные угрызения совести. На месяц-другой Дэрил мог бы утешить ее. На год бы его не хватило — да и как, если у нее не оставалось на него никаких душевных сил. Если она все повторяла, снова и снова, что убила их ребенка и что только идиот мог думать, что любит ее. Повторяй подобные вещи почаще, и тебе обязательно поверят.
В самом деле, кто станет винить парней за то, что они норовят слинять, стоит начаться подобной ерунде? Ей подобная ерунда тоже не нравилась.
Зазвонил ее сотовый. Она, по привычке, мгновенно проснулась. Но где он? Где она сама? Ах да, у Саймона. В его постели. Саймона рядом не было. Часы показывали двенадцать сорок три. Она встала, совершенно голая. Вышла в гостиную, где Саймон работал за ноутбуком, сидя за столом, сделанным добрую тысячу лет назад.
— Мой сотовый, — сказала Кэт хриплым спросонья голосом.
— Я подумал, тебя лучше не будить, — отозвался Саймон.
Она достала из сумочки телефон, посмотрела, кто звонил. Пит.
— Что случилось? — спросила она, набрав его номер.
— Знаешь, кто только что заявился в Седьмой
— Что?
— Ты слушаешь? Какая-то старуха говорит, что она — Уолт, твою мать, Уитмен. Пришла в Седьмой участок, говорит, что хочет сдаться. Я уже там.
— Это такая шутка?
— Я серьезен, как никогда. По ее словам, она мать взорвавшихся мальчишек, а зовут ее Уолт Уитмен.
— Что за хреновина…
— Она знает, что к случившемуся имеет какое-то отношение Уитмен. Это все, что я пока могу тебе сказать.
— Я еду.
— Куда — знаешь?
— Да.
Она отключилась. Саймон вскочил со стула, всем своим видом выражая готовность прийти на помощь.
— В чем дело?
— Уолт Уитмен сдался полиции. При этом Уолт Уитмен оказался женщиной.
— Что?
— Я тебе потом позвоню.
Она вернулась в спальню и принялась одеваться. Саймон вошел тут же, следом за ней.
— Кэт, что происходит?
— Черт его знает.
Она невольно прикинула, насколько сильно ему сейчас хочется заняться с ней сексом.
Она оделась. Саймон проводил ее до дверей. Там она его поцеловала — обеими руками обхватила лицо и поцеловала нежно и быстро.
— Звони сразу, как сможешь, — сказал он.
Она немного помедлила. На кофейном столике, блестя, как лед в прожекторах стадиона, стояла миска, совершенная при всей своей скромности. Она не была ни редкой, ни уникальной, ей не стоять на полке в окружении старинных сокровищ, но эту миску ему подарила Кэт, и она знала, что он оставит ее себе. Он мог бы класть в нее мелочь и ключи, приходя поздно вечером домой.
— Счастливо тебе, дорогой, — сказала она.
Осанка королевы. Тон как у классной дамы.
Женщину посадили в комнату для допросов номер три. При ней находились Пит, толстяк Боб (глаза мопса, запах подгоревшего тоста) и кошмарный Дейв (прическа под «Дюран-Дюран», на шею заползают завитки волос, видимо, густо покрывающих все его тело) из ФБР. Кэт в комнату проводил смазливый полицейский-латиноамериканец.
Женщине было лет шестьдесят, она сидела на засаленном казенном стуле, спина прямая, как вешалка для шляп. Ее седые волосы — цвета полярного льда, раскаленного добела металла — были собраны в пучок над длинной бледной шеей. Поверх бесформенного платья кофейного цвета она надела мужской твидовый пиджак с подвернутыми рукавами и выставленной напоказ серой в полоску подкладкой. Длинные пальцы рук были чопорно растопырены на столе, как если бы она дожидалась, когда ей сделают маникюр.
В первый момент Кэт решила: это та самая женщина, у которой она купила миску. Нет, конечно не она. Впрочем, эта женщина запросто могла бы быть старшей сестрой женщины из магазина.
— Кэт, привет, — сказал Пит.
Толстяк и Кошмарина ей кивнули.
Кэт обратилась к женщине:
— Мне сказали, что вы — Уолт Уитмен.
— Так меня называют мальчики, — ответила женщина.
Голос у нее оказался сильным и неожиданно глубоким, дикция — безупречной.
— Необычное имя для женщины, — сказала Кэт.
— Я и есть необычная женщина.
— Вижу.
— Я пришла сказать, что они начинаются, — сказала женщина.
— Начинаются?
— Да, последние дни.
— Можно немного конкретней?
— Невинные восстают. Опасность коренится в тех, кого мнили самыми безобидными.
— Что вы, собственно, имеете в виду?
— Вечное стремление вселенной рождать и рождать, вечно плодородное движение мира.
— Послушайте… — начал было Толстяк.
Кэт не дала ему договорить:
— Уитмена вы знаете.