Избранные новеллы
Шрифт:
ДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ, ВОСКРЕСЕНЬЕ
Воскресенье. Десять часов утра. Люди, одетые в черное, направляются в церковь, а колокола все звонят и звонят, будто этим звоном хотят обратить в прах весь город.
Вот было бы здорово!
Мальчик стоит в переулке и смотрит на раскачивающиеся колокола. Каждые пятнадцать минут своим звоном созывают они в божий дом людей, одетых в черное. Каждый раз, когда они отзвонят, а звук, стиснутый узкой улочкой, еще плывет между домами, четыре вороны взлетают с деревьев и располагаются на колокольне. Но стоит колоколам ударить - и испуганные птицы разлетаются в стороны, но всякий
За окнами в красных глиняных или латунных горшках растут беззаботные растения, их поливают, а они просто растут и растут и никого не огорчают. Совсем как Рикард.
Рикард спросил, не хочет ли Енс прогуляться. Не у всякого есть брат на шесть лет старше, который спрашивает тебя, не хочешь ли ты с ним прогуляться. И Енс ответил, что, конечно, хочет. Потому он здесь и стоит.
Он стоит и размышляет: сказать или не сказать обо всем Рикарду? А что, это мысль. Пойти погулять с Рикардом и по дороге признаться и попросить Рикарда все уладить.
Нет, это было бы трусостью. Рикард всегда так радуется, когда приезжает домой. Рикард - молодец. Он - родительская гордость.
Но ведь и Енс - гордость. Был.
Колокола вновь закачались. Еще страшнее теперь звон, словно колокола решили разрушить этот грешный мир. Понемногу они начинают спотыкаться. Все чаще и чаще бьют вразброд. А потом снова бьют все вместе и слаженно. И левый колокол все время опережает правый.
Нет, он не может признаться Рикарду. И потом, история стала такой длинной, что, если попытаться правдиво рассказать ее, потребуется много времени. А ведь главное - успеть рассказать все, прежде чем увидишь выражение их лиц, успеть до того, как они вынесут свой приговор.
А история такая длинная.
И уж больше весь день ни о чем другом говорить не будут.
Теперь все так осложнилось, все так запуталось - он хорошо это понимает, - скорее всего, его осудят еще суровее, чем он того заслужил. Хотя заслужил он достаточно. Все так неудачно обернулось: каждый день тянул за собой следующий, и его поступок обрастал, как корой, ложью, и теперь самое главное - заставить их понять это.
Но почему они должны понять? Поймут они, может, после, когда как следует поразмыслят, все обсудят и взвесят. Тогда они увидят, как несладко ему было с той самой минуты, когда он впервые решился утаить письмо. Но он не в силах дождаться этого "после". Ему не выстоять в том потоке несправедливости, который на него обязательно обрушится поначалу. Это и есть то главное, чего он больше всего боится: они под первым впечатлением вынесут ему приговор, не разобравшись и преувеличив его вину. Такую несправедливость ему не вынести.
В оцепенении он слушает колокольный звон и вдруг понимает: да, да - они оценят это так, как если бы он действительно совершил преступление. В их глазах вина его будет непомерно велика.
Да, вот так. Церковные колокола смолкли. На улице становится совсем тихо. Окна домов глазеют на прохожих. Люди входят в дом божий, и оттуда доносятся приглушенные звуки органа.
Если он совершит что-то более страшное, действительно ужасное, тогда мера вины и наказания сойдутся, тогда справедливо, что домашние огорчатся или придут в ярость, или что там
Он вынул вдруг письмо и рассмеялся. Так этого он все время боялся?! Он, готовый сейчас совершить нечто ужасное.
Он поднял письмо кверху и на просвет прочел роковые слова: "безответственный", "характер", "ложь". Ха!
Он держит письмо двумя руками и рвет его пополам. Потом еще пополам. И еще, и еще... А сейчас я им покажу. Он лепит снежный ком и озирается на сверкающие окна. Ха! Разбить окно - это что? Ребячьи шалости! Нет, лучше он сделает что-нибудь такое, о чем пишут в газетах.
Он стоит неподвижно под церковными колоколами, замолкшими где-то там, в вышине. В его воображении одно преступление сменяется другим: кражи, побеги, преследования, убийства, потайные двери, темные закоулки, реки, окутанные туманом, мчащиеся автомобили, выстрел из-за угла, кровь на панели. Ордер на арест, особые приметы, побег за границу, проезд зайцем, ураган, мятеж, кораблекрушение. И, наконец, герой, спасающий всех от беды. Мальчик, с которым обошлись так несправедливо, что довели до преступления. Он ничего не боится. Все прощено. Мама и папа. И Рикард.
Рикард был родительской гордостью. Внезапно именно на этой мысли он останавливается. Рикард когда-нибудь совершал дурные поступки? Когда он стал родительской гордостью? Рикард смелый, умный, примерный. Рикард, который любит природу.
Енс Кристиан с искаженным лицом стоит на пустынной улице и кричит:
– Черт!!
Эхо, ударяясь о стены соседних домов, повторяет:
– Черт!
Он стоит, зажав в руке обрывки письма. Потом разжимает кулак, и осенний ветер подхватывает клочки бумаги. Теперь он знает, что возврата нет. Жизнь началась десять дней назад. Все, что было до этого, - лишь введение в жизнь, случайный, ложный путь. Сейчас он уже стал на путь преступления. А с Рикардом он еще рассчитается. Кулаками, а может, и ножом. Да, ножом. Он заставит его признаться, что он подлец и лицемер и что именно он, Рикард, виноват в том, что жизнь бедняги Енса стала невыносима. И потом Енс расскажет всю правду родителям.
Он медленно бредет домой, совершенно не представляя, что делать. Но что-нибудь он непременно сделает.
Мальчик останавливается перед дверью в гостиную. Пока еще у него нет ножа. И не потому, что он струсил, нет, он просто не успел еще его раздобыть.
Он слышит голоса из гостиной, взволнованные голоса: мать, отец, Рикард. Отец, Рикард, мать. Он толком ничего не может понять, пока отец не произносит:
– Раз ты сам считаешь, что ты обязан жениться на этой девушке...
Енс Кристиан влетает в комнату.
– Ура-а!!!
– орет он.
– Тише, - осадила его мать. У родителей вовсе не сердитые лица, лишь слегка озабоченные. Они молчат. Ясно, от него хотят что-то скрыть.
Енс Кристиан, лукаво улыбаясь, подошел к Рикарду и громко спросил:
– Ты сделал ей ребенка?!
Отец поднимается и ловит ртом воздух.
Мать тоже привстала, хочет что-то сказать, но Енс Кристиан резко поворачивается к ним.
– Ура-а!
– кричит он.
– Мальчик сошел с ума, - хрипло проговорил отец. А Енс Кристиан продолжает срывающимся голосом: