Избранные новеллы

Борген Юхан

Мысль о невозможности жить в своем замкнутом мире, тема взаимосвязи людей, причастности каждого к судьбам других, звучит с особой силой в новелле "Письмо от Ива". Эта эмоционально насыщенная новелла была названа критикой еще при жизни Боргена его литературным завещанием. Ее герой пожилой человек, живущий в уединении на берегу моря, - получает письмо, отправленное несколько десятилетий назад и написанное случайно знакомым мальчиком, приезжавшим на каникулы в Норвегию и, вероятнее всего, погибшим во время войны в одном из лагерей смерти.

Взволнованный герой успокаивает себя тем, что у него не может быть никакой вины перед этим мальчиком, он в свое время внес свой вклад в борьбу с фашистами. К тому

же ведь он не из тех, кто способен взять на себя "бремя вселенской вины". Он заслужил мир и покой, у него есть внутреннее убеждение в том, что Норвегия, а шире Скандинавия - наиболее безопасное место в современном мире, где столько зла. Он с содроганием думает о войне, о голодных детях, о борцах за свободу, брошенных в застенки, о "политически неблагонадежных" профессорах, которых полицейские до смерти избивают дубинками и плетьми. И внезапно герой ощущает свою причастность ко всему этому. Возвратившись домой и глядя на письмо, он думает, что его писал мальчик, Ив, - ребенок, который хотел верить в то, что далекий норвежский дядя жив и получит его письмо. Он не может отмахнуться от руки этого ребенка, протянутой к нему 30 лет назад. Письмо послано ему и, значит, непосредственно его касается, как и все происходящее в мире касается всех и каждого. А Норвегия не является идиллическим островком среди бушующих на земном шаре бурь. Все человечество - это единое целое, и все происходящее в мире касается всех и каждого.

Важнейшей чертой литературного произведения Борген считал его "коммуникативную функцию", а главным стимулом для художественного творчества - "навязчивую" идею каждого писателя, "что у него есть, что поведать миру" 1. По собственному признанию в 70-е годы, Борген всегда ощущал себя человеком, принадлежащим к поколению Нурдаля Грига, Сигурда Хёля, Арнульфа Эверланна, к боевому поколению 30-х годов, борцам Сопротивления, вместе с которыми писатель отстаивал национальную независимость и духовную культуру Норвегии в 40-е годы.

"Цель искусства - улавливать малейшие изменения в духовном климате общества" 2, - неоднократно заявлял Борген, и это в полной мере применимо к нему самому, всегда жившему тревогами и заботами нашего времени.

Элеонора Панкратова

1 "Friheten", 1979, 17 oct., s. 2.

2 For den uskyldige.
– В кн.: "Ord gjennom ar", s. 216.

Из сборника "Душа ребенка", 1937

Ужасное происшествие. Перевод Е. Серебро

Бойся и люби господа...

Эти загадочные слова вызывают в моей памяти узкую комнату с низким потолком на улице Профессора Дала, где шестнадцать мальчиков, одетых в свитера под горло, посвящаются в изначальные и конечные тайны бытия. Длинный стол обрамлен вихрастыми головами, склоненными над добела выскобленной столешницей с выцветшими чернильными пятнами. Восемь - спиной к окну, их лица в тени, восемь других - лицом к окну, их лица освещены и полны сосредоточенности - мальчики бьются над сложнейшими вопросами. На дальнем конце стола сидит учительница. Она играет главную роль в наших ночных кошмарах; у нее нежное лицо, седые волосы с ручейками черных прядей. Но в грозно сбитых буклях черноты нет. Иногда букли вдруг развиваются и повисают жалкими космами, отчего учительница кажется какой-то одинокой, хотя и не менее внушительной.

Я не просто вижу это. Я весь полон страха, нервного напряжения и честолюбия, но больше всего - страха. Откуда он, этот неописуемый страх перед теми, кто учит нас божьей доброте и великой справедливости устройства человеческой жизни? О, как он терзает нас! Он проникает с душным воздухом через открытую дверь и сладко пахнет липкими апрельскими почками каштанов.

Пряный запах этих почек с тех пор всегда наполняет меня в минуты сомнений. Бойся и люби господа.

– Объясни мне, как ты это понимаешь?

Нет, я не спрашиваю читателя. Это мягкий голос учительницы, он сплетается с запахом каштанов, который уже почти одурманил нас и мешает нам сосредоточиться над вопросом о том, что значит бояться и любить господа.

– Это значит, что господь добрый, - говорит маленький мальчик в сером вязаном свитере с тремя белыми полосками на высоком вороте; шерсть кусается, и мальчик то и дело вертит головой.

– Это значит, что господь добрый, - робко повторяет он, и он на верном пути.

– Правильно, - одобряет учительница.
– Ну а еще?

Мальчик смущенно грызет ногти, уже и без того наполовину обкусанные. Глаза его в поисках нужного ответа беспомощно бегают по сторонам, но сосредоточиться он не в силах. Воздух, напоенный запахом каштанов, волнами вливается через дверь, окутывает нас, давит.

Что еще можно сказать? Что еще можно сказать? Мы должны бояться и любить господа.

– Это значит, что господь злой, - говорит кривоносый Гуннар-крошка. Он сын чиновника, отец его умер, они с матерью еле сводят концы с концами. Пожилой вдове приходится нелегко с уродливым мальчиком. Скажи это я или кто-нибудь, от кого вряд ли много добьешься, нас бы просто наказали, не очень строго. Но ведь Гуннар-крошка с большим кривым носом и тонкими ножками считается очень способным. ("Если бы ваш сын уделял урокам больше времени, фру, он мог бы стать большим человеком".) С левого виска учительницы упала букля. Она медленно, как-то по-особому тяжело, словно через силу, поднимает глаза. Мы уже знаем этот ее взгляд - он и мягок, и зловещ. Явственно, очень явственно мы слышим, как в соседнем классе мальчики громко хором повторяют таблицу умножения на три: трижды три - девять, трижды четыре - двенадцать... Приговор еще не вынесен, но сейчас, сейчас. Да, сейчас он будет вынесен. Бойся и люби господа.

– Потому что от этого нам будет только польза, - в отчаянии говорит Гуннар. (Ах, если бы этот мальчик уделял урокам больше времени.)

– Гуннар!

Приговор еще не вынесен. Мы сидели в зале суда, в открытые окна вплывал запах только что распустившихся почек; судья разрешил открыть окна по просьбе одного из свидетелей. Репортеры грызли карандаши, их беспокоило только одно: вовремя ли вынесут приговор. Что значит - вовремя? Разве приговоры не всегда выносятся вовремя? Да нет же, вы меня неправильно поняли... Вовремя, чтобы новости успели попасть в вечернюю газету. Мир должен узнать, получил обвиняемый бродяга три месяца или год и три месяца за то, что был задержан в нетрезвом состоянии и к тому же, очевидно, добывал себе средства к существованию, отчасти или полностью, незаконным путем. Обвиняемый встал. Судья выступал темпераментно, как и полагается судьям, дабы это мгновение навсегда запечатлелось в памяти подсудимого и подобных ему людей. Седая прядь упала судье на лоб, и это еще раз подчеркнуло всю внушительность, которую должна была придать ему черная мантия, казавшаяся при ярком весеннем свете выцветшей и зеленоватой.

Над приговором, который судья держал в руках, мне виделось здание школы на улице Профессора Дала.

– Гуннар! Ступай в угол!

Секунду длится напряженное молчание. Упади сейчас иголка, всем почудились бы раскаты грома.

– Слышишь, Гуннар?

Медленно, нехотя он поднялся и прикрыл руками большие уши, как бы защищаясь от удара. Он стоял скорбно, подняв тонкие белые руки и закрыв ими голову, потом направился в угол. А мы, примерные, остались на местах. Мы радовались, что остались сидеть на своих табуретках, и заискивающе смотрели на учительницу, а она провожала Гуннара взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.