Избранные письма. Том 2
Шрифт:
И неспроста была эта вторая часть пресловутой телеграммы о доверии…[631] Мы доверяем, но вот наши мечты… Значит, когда мечты не будут осуществлены, то все доверие будет облечено в траур.
А они не могут быть осуществлены.
Это тоже старая-старая песня! Интимные пьесы, вроде «Дяди Вани»! Где они?! Своя группа…
Играть старый репертуар!
Какой?!
Я уже писал — и остаюсь при этом, — что если по приезде они начнут играть прежние спектакли, да еще в том же виде, то через три месяца
О «Дяде Ване» нечего и говорить.
{304} «Три сестры» смешно начинать — и по содержанию, и по возрастам исполнителей.
«Вишневый сад» не разрешат. То есть не разрешат оплакивание дворянских усадеб. А в иной плоскости («Здравствуй, новая жизнь»!) не поставить пьесу.
«Иванов» до недоуменности несозвучно «бодрящей» эпохе.
«Мудрец» идет не так прекрасно, чтоб быть оправданным — при начале спектаклей… Его можно потом, при случае, спектаклем экстраординарным, в сторонке.
«Карамазовы» — хорошо. Но только по-прежнему — два вечера, может быть, три вечера, с Зосимой (разрешат, я думаю?..). А хватит ли Леонидова на такую порцию? Не уложит ли это его опять?.. Ставить же «Карамазовых» в том уродливом куске, как в Америке, недопустимо.
«Хозяйка гостиницы» и прежде-то перестала делать сборы. Но если бы и ставить, то опять-таки на блестящее исполнение. А его, конечно, нет.
«Пазухин» — хорошо совсем. Вопрос только в сборах. Их ведь тоже не было.
«Ревизор» — непременно. Но весь перерепетировать, чтоб заменить студийцев, — всех, кроме Чехова.
«Федор» — может быть. Но при большущем пересмотре и текста, и темпов, и постановки… Качалов, Станиславский?.. Интерес…
«На дне» — караул!!
«У жизни в лапах»… Записал и думаю… Никакого плюса… Можно ставить… Но, конечно, отнесут к старо-буржуазному спектаклю… Может быть, Книппер — трагичнее?.. Ради Качалова?.. Не знаю.
«Штокман». Может быть. Но уж конечно не в старой, мелконатуралистической постановке, а в совсем заново обостренной. И в распределении ролей вижу маленькие перемены… Интересно ради Качалова.
Вот!
Много ли осталось? И сколько надо поработать. Как? — беру на себя смелость поруководить (с товарищем по режиссуре). Никто не должен обижаться на меня за это, т. е. за то, {305} что я возьму на себя эту смелость, потому что просто я — больше «в движении» сейчас. Потом, через полгода, я опять отойду…[632]
Из старого репертуара почти необходимо возобновить «Горе от ума» — 100-летие его.
Тут начал готовить двух Чацких — Прудкина и еще одного (у вас не знают)[633], две пары (Чацкий с Софьей). Вероятно, приготовлю и Лизу, и Молчалина.
Очень хорошо бы Качалов — Репетилов.
(Он когда-то хотел Скалозуба?)[634]
Надо пересмотреть «Синюю
Из новых постановок я почти остановился на пьесе Жюль Ромена «Старый Кромдейр», глубоко поэтичной, коммунистической, без малейшего намека на агитацию, смелой по замыслу и дерзкой по развитию в смысле сценичности, требующей исполнения вдумчивого, яркого, спокойно-мастерского. Тут женских ролей две: молодая девушка — очень рассчитываю на Тарасову — и прекрасная 70-летняя. Буду думать о Книппер. Есть еще 15 девушек — яркая группа, с большими, разнообразными переживаниями, но без слов.
Главная мужская роль — прекрасная. Юноши. Или Ершов, или мой здешний Чацкий, вам неизвестный. Я рад Ершову. Потом есть прекрасные, но маленькие — стариков (13 «старейшин», из них 3 – 4 выдающихся) и 15 юношей.
Пьеса в стихах, очень трудных. В пяти актах.
Я протелеграфирую об этом окончательно, очевидно, раньше письма этого[635].
Еще пьеса — не решил.
Колеблюсь между:
1. «Смерть Грозного» — (Качалов),
2. «Борис Годунов» Пушкина (тоже Качалов),
3. Два вечера трилогии А. Толстого. Отрывки из трилогии, куски каждой трагедии, причем Грозный (один или два акта) — Леонидов, Федор — Москвин, Годунов (Царь Борис и через всю трилогию) — Качалов.
Верчусь около русской трагедии, ставя задачу: современного разрешения постановки русской трагедии.
{306} Но, может быть, я переложу эту задачу на Музыкальную студию, где поставлю «Бориса Годунова» Мусоргского, который там очень хорошо расходится.
А в МХТ поставлю другую из имеющихся задач — разрешение Островского или русская комедия.
Об этом обо всем будут телеграммы…
Организация…
Вот в каком положении дело сейчас… На днях покончу с сомнениями и протелеграфирую…
Первую студию телеграмма с двойственностью о доверии вспугнула. Перед этим все было решено. Уже был ряд заседаний. Работали о большом плане МХАТ. Но тут сразу вспыхнули воспоминания и доводы о невозможности слияния. И студия стала против слияния. К тому же дело с Новым театром налаживалось. Им захотелось вести свой большой театр.
Леонидов (Л. М.) пишет Дм. Ивановичу[636], что как бы 1-я Студия не съела стариков, а 1-я Студия боится, как бы старики не съели ее.
В конце концов решено окончательно, что 1-я Студия отделяется. То есть, не только не разрывает с МХТ, но даже находится в зависимости, но по репертуару, труппе и пр. и пр. совершенно самостоятельна.
Новый театр передается МХТ в моем лице. (Это почти кончено. С отставкой Малиновской.) Он передается, стало быть, мною 1-й Студии, при чем три спектакля в две недели и одно утро будут заняты для К. О. на известных условиях.