Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии
Шрифт:
Вскоре маленькая область снова была взбудоражена: каждый день в городок стали прибывать какие-то автомобили. Они шли из Бангкока и привозили полицейских чиновников, занимавшихся расследованием таинственного убийства… Ежедневно двое полицейских возвращались на тех же машинах в Бангкок. А сегодня утром из городка выехала необычная закрытая машина. В ней сидел ефрейтор Хо с лицом белым как мел. Опустив голову, он сокрушенно бормотал:
— Все пошло прахом… Вот уж не повезло так не повезло!
Перевод с тайского Ю. Осипова
Манат Тянраёнг
Советский читатель гораздо менее знаком с таиландской литературой, чем с литературами большинства других стран Азии. Несколько публикаций сиамских авторов (Сиам — прежнее наименование Таиланда), предпринятых в Советском Союзе в пятидесятые и шестидесятые годы,
В числе авторов, которые обратились в своем творчестве к народным массам, находился и Манат Тянраёнг, автор повестей и коротких рассказов, один из которых и предлагается читателю.
Новеллам Маната Тянраёнга присущи драматический сюжет, неожиданные завязки и развязки, точность писательских наблюдений, своеобразный «манатовский» стиль.
Н. Хохлов
Ассигнация в сто батов [152]
152
Бат — основная денежная единица в Таиланде; стобатовая ассигнация — самая крупная купюра, представляет собой солидную сумму денег, на которую может прожить в течение нескольких дней семья среднего достатка.
В прежние годы, когда здесь еще не было Большого рынка, лавка господина Нгиапа (за глаза его называли не иначе как «китаёза Нгиап») торговала всякой мелочью. Со временем местные богатеи сложились и поставили множество лотков и балаганов. Так постепенно вырос Большой рынок. Лавка китайца Нгиапа оказалась на бойком месте. Не желая отставать от других, хозяин расширил дело. Теперь уже сюда приходили не только окрестные земледельцы, но даже рыбаки и охотники из джунглей.
Нгиап был глух на оба уха, и здешние шалопаи дали ему прозвище «Рваная Барабанная Перепонка». Нгиапу уже перевалило за сорок. Целыми днями он, как послушный механизм, не зная усталости, работал в лавке. Прибавлялось посетителей — становилось больше хлопот. Прежде Нгиап торговал только бакалеей да немного спиртным. С того времени как его лавка присоединилась к Большому рынку, Нгиап решил устроить здесь и харчевню — пусть кормятся все, кто посещает рынок. Но у Нгиапа было только две руки — где уж ему всюду поспеть?
В Китае у Нгиапа осталась невеста. Он никогда ее не видел — родители сосватали заглазно, когда он сам был еще мальчиком. Жива ли она теперь или уже померла от какой-нибудь болезни, Нгиап не знал. Скорее всего, это была неуклюжая и наивная крестьянка; как все деревенские женщины, только и годилась, чтоб таскать на коромысле корзины с овощами. От постоянной ходьбы ноги у нее, наверно, крепкие и массивные, точно хорошие сваи. На что ему такая жена?
Много ночей подряд лежал Нгиап без сна и, уткнувшись в подушку, думал. Думал о том, что надо бы нанять себе в помощь мальчишку или женщину. Без помощника в лавке не развернешься. Младший брат Нгиапа, помогавший ему в последнее время, не сказав ничего, удрал с какими-то бродягами месяц назад. Если нанять парня, то может случиться, как с братом: надует хозяина, сбежит — вот тебе и вся помощь! Не раз ему приходило в голову, что выгоднее взять себе жену: надежней, да и жалованья платить не придется; а там, глядишь, еще и наследник появится (нельзя же китайцу обидеть предков и не продолжить своего рода!). Подрастет сынок, встанет на ноги — сможет помогать в
Но вот настал день, когда он решил больше не раздумывать: ему нужно жениться, хотя бы для того, чтобы сэкономить на подручном!
После некоторых поисков Нгиап нашел себе жену: он купил молоденькую девушку, красивую и грациозную. Родители ее были довольны: дома их дочка не ела досыта и не знала никакой радости — как говорится, не видала на небе ни солнца, ни луны! — пусть уж лучше ищет счастья в лавке китайца! К тому же Нгиап уже в летах, может статься, что долго не протянет, ведь, как сказал Будда, всему сущему приходит конец.
Нгиап не мог налюбоваться на свою девочку-жену (ей едва исполнилось девятнадцать). Он нарядил ее в платье из яркого шелка с золотым шитьем, купил ей роскошный пояс с изображением дракона. Так он платил за ее красоту, которая не противилась его настойчивым желаниям. Он чувствовал себя самым счастливым человеком на земле и каждую ночь, распростершись на полу, молился богине Гуаньинь [153] , которая послала ему в жены такую небесную фею.
Когда Сун (так звали жену Нгиапа) в первый раз встала за прилавок, она сильно робела и стыдилась. Ведь Сун была из деревни и не привыкла вести денежные расчеты. Она боялась ошибиться, давая сдачу, и долго соображала, бормоча что-то про себя; Сун не обучали считать в уме, и ей приходилось пользоваться пальцами на руках и ногах, как это делают маленькие дети. Но вот прошло немного времени, Сун сделалась опытнее и перестала ошибаться. Всякий, кто наведывался в лавку Нгиапа или проходил мимо, слышал голосок Сун, которая громко и внятно втолковывала что-то мужу (ведь он был самым глухим человеком на свете — не иначе как судьба послала ему самую плохую барабанную перепонку!).
153
Гуаньинь — имя буддийского божества Бодхисатвы (санскр. Авалокитешвара); у китайцев-буддистов — богиня милосердия.
С появлением молодой хозяйки в лавке заметно прибавилось посетителей. В заведение Нгиапа стали приходить не только рабочие-ирригаторы, шоферы или железнодорожники, но и клерки из городских контор, школьные учителя и даже сам господин Киат, заместитель уездного начальника. Увидев Сун, местные парни быстро перекочевали из других баров и кофеен в лавку «китаёзы Нгиапа», — здесь, по общему мнению, было уютнее. А вскоре, как всегда бывает в таких случаях, посетители лавки наперебой начали ухаживать за Сун. Они могли не таясь заговаривать с нею, делать прозрачные намеки, заигрывать с юной красавицей, пока та обносила всех кофе. Муж ее не слышал ни слова. Да и сама Сун старалась ничего не замечать. Она быстро привыкла ко всякому: если к ней пристают клиенты, значит, так и положено в этом мире.
Но вот Сун понемногу стала присматриваться к щеголеватым парням в модных костюмах. Иной раз, заглядевшись на какого-нибудь красавца, она вдруг замечала всю невзрачность и убожество своего сорокалетнего мужа. «Вот напасть-то! — шептала про себя Сун. — И с таким мне суждено прожить всю жизнь!»
— Черт побери, и как только этот паршивый китаёза сумел обзавестись такой соблазнительной девчонкой? — заметил как-то господин Киат, заместитель уездного начальника.
— Да, и впрямь хороша! — поддакнул ему Санга, старший учитель храмовой школы, прозванный за свой низкий рост Коротышкой.
Сун с деловым видом ходила между столиками, подавала, что требовали, собирала грязную посуду; нескромные намеки и грубые шутки, казалось, не задевали ее.
— И подумать только, ведь она ему жена! Тьфу! — с досадой говорил какой-нибудь, местный парень.
— А теперь-то этому хрычу уже и ни к чему! — вторил ему другой. — Эх, что поделать? На земле один закон — у кого руки длинные, тот и хватает!
Но спокойствие Сун сохранялось недолго. Ее душу смутили молодые щеголи в синих ковбойских брюках. Это было ей внове. С интересом разглядывала она их яркие, в узорах гавайские рубашки. Так и чесался язык порасспросить, где они достали такие. Эти парни дурачились и шутили, заставляя Сун смеяться до упаду. То пустятся в пляс по всей лавке, а то поют какие-то незнакомые песни со странными выкриками. Неожиданно для себя Сун стала презирать беднягу Нгиапа. Какое это жалкое и никчемное существо! Иногда ее тайное презрение прорывалось наружу: она начинала ругать его, вспоминая все бранные слова, которые знала. Поносила она не только Нгиапа — не меньше доставалось и ей самой. Как же случилось, что она стала собственностью этого старого китайца? — спрашивала себя Сун. Как могла она так унизиться? Пускай бы только старого, но ведь еще и такого уродливого, прямо-таки отталкивающего! И к тому же глухого.