Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии
Шрифт:
— Ты сошла с ума! — кричал он. — Ты что, не знаешь, что с этими вещами не шутят? Разве мало женщин погибает от подобного невежества? Да и как у тебя поднялась рука на свое дитя?!
— Замолчи! Я не собиралась убивать свое дитя! Я ничего не знала! Способен ты это понять?
Уткнувшись лицом в подушку, я разрыдалась. Со мной началась истерика. Я что-то выкрикивала, о чем-то умоляла, кого-то упрашивала. Потом, словно из тумана, возникло лицо соседки, и я потеряла сознание.
На сей раз родильный
— Если вы решили больше не рожать, — сказал мне врач, — надо регулярно пить предохранительные таблетки. Я советую вам годика через два-три все-таки обзавестись еще одним ребенком. Вы ведь еще совсем молоды.
Итак, я осталась в больнице.
— Сколько у тебя детей? — спросила меня как-то соседка по палате.
— Один.
— Один?! Да тебе еще рожать и рожать. У меня-то уже семеро, мне действительно больше невмоготу.
— Трудность заключается не в том, чтобы родить, а в том, чтобы вырастить.
— Конечно. Сейчас вынуждены работать и муж и жена, а за ребятишками присматривать некому.
В родильном доме я успела уже побывать дважды. В первый раз я уходила отсюда с ребенком на руках, гордая и счастливая своим материнством. Сегодня же я покидала его морально опустошенной и угнетенной, но отнюдь не отчаявшейся. Вернувшись домой, я тотчас принялась строить планы.
— Ко Чи Та, мне врач разрешил рожать спустя три года. К тому времени мы с тобой поднакопим достаточно денег, и я рожу тебе сына.
— Твоя идея не отличается оригинальностью. Если каждая семья, прежде чем обзаводиться ребенком, будет копить деньги, то что же станут делать бедняки, которые за всю свою жизнь не могут отложить и одного джа?!
Для преодоления жизненных трудностей необходимо обладать мужеством. Я, по-видимому, была лишена его и, подобно многим женщинам, которые из страха перед бедностью лишают себя предназначенного им природой счастья, пошла по линии наименьшего сопротивления.
Увидев у своего стола То То, я неимоверно удивилась.
— Здравствуй, Хлайн, — поздоровалась она. — Я тоже работаю в этом департаменте. Вот возьми. Мья Мья Тин просила передать тебе свою последнюю книгу.
— Спасибо. А ты в какой комнате сидишь?
— Рядом.
— Это твоя подруга? — спросила Свей Свей Мьин, когда То То ушла.
— Мы из одного общежития. А ты ее знаешь?
— Да нет. Просто слышала, будто она добрая знакомая У Тан Лвина.
— Ну и языкатый у нас народ! Она только сегодня впервые пришла на работу, а о ней уже болтают невесть что.
Одного имени У Тан Лвина, человека сомнительной репутации, было достаточно для того, чтобы скомпрометировать девушку, но я-то знала порядочность То То, поэтому так решительно отвергла возведенную на нее напраслину.
— Хлайн, тебя к телефону, — услышала я. «Вероятно, Ко Чи Та, — с досадой подумала я. — Сейчас скажет, что опять задерживается, чтобы к ужину его не ждала».
— Хлайн, — это действительно был он, — бабушке Мьин
— Может быть, и мне туда приехать?
— Не надо. Дом без присмотра оставлять не следует. В случае чего я тебе позвоню.
Домой я возвращалась нехотя. Долго в ту ночь не могла уснуть и стала читать новый роман Мья Мья Тин. В нем была описана жизнь студентов нашего общежития. За вымышленными именами я без труда угадывала знакомых мне людей. У всех судьба сложилась по-разному. Вот героиня, стремившаяся к недосягаемым вершинам, легко отступила, даже не попытавшись их достигнуть. Другая была более удачливой, с чьей-то помощью добилась желаемого. Третья, страдавшая от рождения тяжелым недугом, погибла в юном возрасте. Это — Твей Твей, это — Чи Мей У, это Ти Та Нве, а это — это я… Жаль, что Мья Мья Тин не нашла нужным описать себя. Она постоянно была для нас примером человека волевого и последовательного, и ее образ наверняка снискал бы симпатии читателей.
Я не могла оторваться от книги до полуночи и на следующее утро едва не проспала. Собравшись наспех, я сломя голову помчалась к автобусной остановке и с трудом попала на работу к урочному времени.
Жизнь с каждым днем становилась все труднее и труднее. Сетования моих сослуживиц на то, что предметы первой необходимости и продукты питания становятся все менее доступны, не прекращались.
— Сегодня повздорила с мужем из-за мыла, — объявила одна из них, мать пятерых детей, которой с трудом удавалось сводить концы с концами.
— Это чтр-то новое. Ну-ка расскажи.
— В государственном магазине сейчас мыла не купишь, это вы не хуже меня знаете. Так вот, пошла я к частнику. Взяла у него три куска за шесть джа. Да что это за мыло! На одну рубашку ушел целый кусок, а белее она от этого не стала…
— Послушай, Ма Эй И, — обратилась к ней соседка по столу. — Прекрати эти разговоры. Другим тоже не сладко приходится. Ты всех расхолаживаешь, так что даже за работу приниматься неохота.
Однажды возникло у меня недоразумение с Ко Чи Та. Отправилась я как-то в государственный магазин и купила по карточкам пачку сигарет. Продам, думаю, сколько-нибудь да выручу. Оставила сигареты на столе и легла спать. На следующее утро смотрю — пачка распечатана.
— Зачем ты это сделал? — спросила я.
— А что, разве нельзя? Или ты предпочитала сама меня угостить?
— Не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь, что я намеревалась ее продать.
— Продать? Но их выдают по карточкам не для этой цели. Вещи, в которых нет необходимости, не следует и брать.
— Сейчас все так делают. То, без чего можно обойтись, продают.
— Хорошо. Успокойся. Я возмещу тебе потери. Считай, что ты сигареты продала.
— Послушай, Хлайн, я на днях видела твою подружку То То с У Тан Лвином, — язвительно сообщила мне Свей Свей Мьин.