Избранные произведения в 2 томах. Том 2
Шрифт:
— Как Бармалей, — сказала Ирка.
— Меня зовут Коля. А вас?
Ирка опять посмотрела на него недобро.
— Простите, — сказал он. — Не хотите, не называйтесь. Оставайтесь прекрасной незнакомкой. Я проехал, увидел — девушка с тяжелой папкой ждет такси. Почему бы не помочь? Захотел и подал назад. Человек должен делать, что хочет. Хоть в ничтожно малом. А может, и в большом. Но это уже, наверно, счастье, а? Правда? Это редко бывает. Но бывает. Как по-вашему?
— Остановите, — еще раз попросила Ирка.
Он
— Сойдете и останетесь на перекрестке. А вам надо же куда-то ехать. Я молчу, как рыба. Только спрошу: куда?
Ирка растерялась и назвала первую пришедшую на ум улицу.
Он вздохнул.
— Это близко. Я знаю Москву.
— Водителю полагается.
— Но там, по-моему, нет ни одного учреждения.
— Я еду к подруге.
— С такой большой папкой?
— Да.
Может, правда, зайти к Веронике? Начнутся расспросы, уговоры. В тот же день об этом узнает пол-Москвы. А шофер уже спрашивал:
— Какой дом? Она сказала.
— Ну, вот эта улица, вот этот дом.
Ирка медлила.
— По-моему, вам надо не сюда. Признавайтесь.
— Зачем?
— Я вас отвезу. Ну?
Ирка подумала и назвала театральную библиотеку. Много вечеров она просидела там, листая альбомы и разглядывая костюмы разных эпох. Жеманные дамы и галантные кавалеры, купцы и купчихи, мебель от Людовика до наших дней. Что же, посидит в тепле, посмотрит на них еще.
— Вы уже начали мне признаваться, — болтал шофер. — Признайтесь же: кто вы?
— Москвичка.
— Уже хорошо.
— Почему?
— Вы москвичка, я москвич.
— И что?
— И все. Однажды москвичка и москвич ехали на «Москвиче» по Москве. Посмотрите, стоят такси. Сколько их! И все без водителей. Они сидят в закусочной и завтракают. Это их фирменная забегаловка. Лучше сказать, заезжаловка. Никого не сажают здесь для порядка. И вы никуда не уедете отсюда. А ведь вам надо не в театральную библиотеку. Туда, куда вам надо, вы боитесь ехать.
— Откуда вы знаете?
— Телепатия. Все угадываю.
— Нет, интересно, как?
— У меня есть хороший помощник.
— Кто?
— Собственный опыт. Только я, если пугаюсь чего-то, просто бегом бегу туда. Со всех ног.
— Почему?
— Ну, это как зуб вырвать. Чем скорее, тем лучше. И наверное, от стыда перед самим собой. Страх, ведь это какое чувство? Самое стыдное. Преодолевать приходится. Знаете, как я испугался, когда увидел вас? Проеду, проеду… и остановился, и во все лопатки назад.
Не снижая скорости, они оставили за собой театральную библиотеку, сделали поворот, другой, выкатили на широкую магистраль и стали петлять вокруг гостиницы «Москва». Уличные часы показали Ирке, что ей пора бы уже сидеть в кабинете главного художника студии.
— Так и будем кружить? — спросил Бармалей.
— Остановите где-нибудь.
— Не
— У вас есть принципы?
— Без принципов нет характера. А бесхарактерность, как сказал Монтескье, хуже любого зла.
— Какие же у вас принципы?
— «Не боись». «Не спай лишнего». «Не висни носа». Видите, какой я от этого курносый? Видите?
— Вижу.
— Верь глазам своим.
— Десять заповедей.
— Больше. Не надувай. Не надувайся. Это разные понятия, заметьте. Кроме «не спай», есть «не дремай». Тоже разные вещи. Вот вы думаете, что я говорю с вами как с ребенком, а ведь это заповеди не детские. Действительно, опыт жизни.
Стрелки часов, под которыми они еще раз проехали, прыгнули на глазах.
— Вы живете по своим заповедям?
— Я их только сейчас придумал, лучше сказать, сформулировал. Признаюсь согласно заповеди: «Не надувай». Знаете, у меня осталось мало времени. Свободного времени. Куда рулить?
Ирка вздохнула и назвала адрес студии.
— Уж не артистку ли я везу?
— Увы, нет.
— А-а! Все! У вас там картинки в папке? Для будущего фильма? Какого?
Ирка подивилась, что у него само собой выскочило ее слово «картинки», но сказала хмуро:
— Там картинки, но не мои. Их нарисовал…
— Гений.
— А я везу на студию. Я курьер.
— Ну вот… Я с вами честно, а вы…
— Честный и храбрый человек! Вы завиляли задом и вернулись на своем «Москвиче», потому что на углу стояла просто девушка с тяжелой папкой? «Не надувай!»
— Хм… гм… Сейчас… Нет, не просто девушка. А красивая девушка. Быть может, даже очень красивая. Я вас разглядеть не могу. Вы выглядываете из своего капюшона, как птенец из яичка. Огромные глаза. У вас замечательные глаза.
— Да уж!
— Это факт. Другие факты — волосы, щеки — станут известны, когда вы снимете капюшон. Боюсь, для меня они так и останутся тайной. К тому же согласно правилам ОРУДа я не могу отвлекаться от уличного движения и разглядывать только вас. Ну вот, вы еще надели темные очки, застрявшие в дубленке с последнего солнечного дня. Коля, умри. Слушайте, это очень противно, что я болтаю? Никогда не считался болтуном. Я ведь просто хочу с вами познакомиться.
— Вы же обещали помолчать, товарищ Коля. Как рыба.
— Ученые открыли, что рыбы звукопроизводящи и звуковосприимчивы. Лучше я буду молчать, как камень. Камень в старину заменял бумагу. На камнях высекались даже купчие, по которым установили, что взятка родилась еще до нашей эры. Только тогда она называлась проще и благородней. Подарок. А подарки были ого-го! Зерно, вино, домашний скот и даже рыба! Все это тоже высекалось на камне. Чего не могли написать пером за отсутствием последнего, то вырубали топором. Чтобы без обмана. Ничего себе? Я прочитал это в журнале «За рубежом». Любопытно?