Избранные произведения в двух томах (том первый)
Шрифт:
– Где же мне достать Христину Сергеевну? – спросил я внезапно осипшим голосом, ошеломленный последним замечанием Чулкова.
– Да адрес-то можно, пожалуй, узнать через адресный стол…- заметил Чулков.
– Ах да, через адресный стол!…
И, поблагодарив Николая Петровича, я опрометью бросился из музея.
«Новое несчастье,- думаю,- не та Н. Ф. И.!»
Прибежал в адресный стол. Подаю в стол заказов длинный, узенький бланк с именем Христины Сергеевны. Жду ответа.
Наконец слышу:
– Арсеньеву кто спрашивает? Подбегаю к окошечку:
– Я!
– Арсеньева,
– Как так «не проживает»?
– Гражданин! Наверно, выбыла. Сведений о ней не имеется.
Поплелся восвояси. «Эх,- думаю,- пора бросать эту затею! Так можно искать до конца жизни. Куда теперь девалась эта Христина Сергеевна? А если она уехала? А если на Урал, на Кавказ, на Камчатку? Что же, ехать за ней?»
А сам чувствую, что поеду.
ДАЛЬНИЕ РОДСТВЕННИКИ
Христина Сергеевна – урожденная Голицына. Арсеньева – это по мужу. Следовательно, знать о ней может кто-нибудь из Голицыных.
Вспоминаю, кто-то говорил, что в редакции журнала «Ревю де Моску» переводчиком с русского языка на французский работает Николай Владимирович Голицын.
Еду к нему. Вбегаю в редакцию, первому встречному начинаю объяснять: «Лермонтов, Н. Ф. И., она Иванова, она за Обресковым…» Вижу – на другом конце комнаты от стола поднимается невысокий пожилой человек с окладистой бородой.
– Это, очевидно, ко мне! – удивленно говорит он, обращаясь к своим сослуживцам.
Я снова начинаю рассказывать о своих злоключениях.
– Рад вам помочь и буду с вами совершенно прямодушен,- говорит Голицын, задумчиво комкая и снова разглаживая бороду.- Александра, Наталия и Христина Сергеевны – это мои сестры. Не могу только сказать вам точно – четвероюродные или пятиюродные. Когда-то часто встречал их. Только это было очень давно. И единственное, что запомнилось,- это то, что в молодости они очень хорошо танцевали. Что касается Александры и Наталии Сергеевны – не знаю, давно не слышу о них. Что же касается Христины Сергеевны, то в отношении еe y меня более положительные сведения. Дело в том, что Христина Сергеевна умерла. Жила она где-то тут, под Москвой…
Вы, мне кажется, правы: возможно, что у нее и хранилась какая-нибудь связка старинных писем или какой-нибудь сувенир ее бабушки. Проще всего было бы узнать адрес у ее мужа, Николая Васильевича Арсеньева. Но он, к сожалению, умер. Ивану Васильевичу, брату его, тоже безусловно был ведом адрес. Но Иван Васильевич тоже умер. Вот, пожалуй, кто может знать – это сын Ивана Васильевича Арсеньева, Сергей Иванович. Он, насколько я понимаю, жив и находится здесь, в Москве. Поэтому вам прежде всего следует повидать его, поскольку он сын покойного брата покойного мужа покойной Христины Сергеевны. Я, правда, не в курсе того, где он живет. Но, вероятно, можно навести справку в бюро адресов…
Я снова кинулся в адресный стол. Достаю адрес Сергея Ивановича, еду к нему в Обыденский
Выспросив решительно все, старушка начала подавать мне советы, и весьма дельные.
Прежде всего она объяснила, что, несмотря на солидный возраст, Сергей Иванович получил разрешение вторично поступить в вуз, потому что в молодости выбрал себе профессию не по сердцу. Он человек занятой, дома бывает редко, и мне застать его будет трудно.
– За Сергеем Ивановичем вам не стоит гоняться, да и не к чему,- говорит мне старушка.- Он ничего ровно вам не скажет. И адрес Христины Сергеевны вам тоже ни к чему. А лучше всего сходить бы вам к сестре ее, к Наталье Сергеевне.
Я всполошился:
– К какой Наталье Сергеевне?
– Как «к какой»? К Маклаковой.
– Да разве Маклакова жива?
– Да как же не жива, когда я на прошлой неделе с ней вместе в кассе чек выбивала!
– Чек в кассе?
– Ну да, в «Гастрономе». Поздоровались с ней да и разошлись.
– А где она живет, Маклакова?
– Тут где-то, на Зубовском.
– А дом номер?…
– Номера дома не знаю. Чаю у нее не пила. Сходите в адресный стол.
–
ДОМ НА ЗУБОВСКОМ
Снова прибежал в адресный стол, нацарапал на бланке:
«Наталия Сергеевна Маклакова», и наконец в моих руках адрес: «Зубовский бульвар, 12, кв. 1».
Не буду занимать вас описанием, что я перечувствовал по пути к этой – живой! – внучке. Это понятно каждому.
…Маленький деревянный домик, вход со двора, несколько ступенек и дверь. Я постучал.
Открывает дверь женщина: немолодая, совершенно седая, высокая, с несколько преувеличенным выражением собственного достоинства на лице.
– Вам кого?
– Простите, – говорю, – можно видеть Наталию Сергеевну Маклакову?
– Да, это я. А что вам угодно?
– Здрассьте, Наталия Сергеевна,- говорю я в сильном волнении.- Я узнал ваш адрес через адресный стол… Я занимаюсь Лермонтовым. И вот в связи с этим мне надо бы с вами поговорить…
– Голубчик! – с сожалением перебивает она.- Вы напрасно искали меня. Я ничем не смогу быть вам полезной. Ведь все стихи, которые Лермонтов посвящал моей бабушке, Наталии Федоровне, все его письма, которые со стихами вместе хранились в ее шкатулке, давно уже сожжены. Их уничтожил еще мой дед, Николай Михайлович Обресков, из ревности к Михаилу Юрьевичу. У нас ничего не осталось.
– Наталия Сергеевна! – вскричал я. – Вы, наверно, даже не представляете себе, что вы сказали!
– А что я сказала? – встревожено спросила Маклакова.- Я ничего не сказала и ничего не скажу интересного. Мне, мой милый, известны только те стихи, которые напечатаны во всех изданиях Лермонтова и которые вы знаете, конечно, не хуже меня.