Избранные произведения в одном томе
Шрифт:
Да, с ним будет непросто.
— Начинающий агент Кимберли Куинси, — представилась она и протянула руку.
Кэплан пожал ее. Рука его была твердой, выражение лица настороженным.
— Вам пришлось проделать большой путь.
— Насколько я понимаю, у вас есть вопросы ко мне. При моем распорядке мне показалось наиболее разумным найти вас самой. На базе морской пехоты сказали, что вы здесь, и я решила поехать.
— Ваш куратор знает, что вы не в академии?
— Я не сказала ему, что уезжаю. Однако во время нашего разговора сегодня утром
— Угу. — Кэплан смотрел на нее и затягивал, затягивал, затягивал молчание. Если у этого человека есть дети, они никогда не выбираются в бары по вечерам.
Кимберли безумно хотелось подвигать пальцами. Она сунула руки в карманы и снова пожалела, что не носит свой «глок». Трудно излучать уверенность, когда вооружена «красной игрушкой».
— Как я понимаю, вы посетили место преступления, — сказал Кэплан.
— На минутку.
— Основательно испугали ребят.
— При всем моем уважении, сэр, ваши ребята легко пугются.
Губы Кэплана растянулись в слабом подобии улыбки.
— Я сказал им то же самое, — произнес он, и на миг они стали сообщниками. Но этот миг прошел. — Почему вы суетесь в мое расследование, начинающий агент Куинси? Отец не учил вас, что этого не следует делать?
Кимберли напряглась. Сдержав побуждение резко ответить, она заставила себя расслабиться и дышать спокойно.
— Я поступила в академию не потому, что увлекалась шитьем.
— Значит c познавательной целью?
— Нет.
Кэплан нахмурился. Хорошо, пусть поломает голову.
— Спрашиваю еще раз: почему вы здесь, начинающий агент Куинси?
— Потому что я обнаружила труп девушки, сэр.
— Потому что обнаружили?
— Да, сэр. И хотела бы завершить то, что начала. Этому отец учил меня.
— Расследование не ваше, и не вам завершать его.
— Да, сэр. Оно ваше, целиком и полностью. Я всего-навсего студентка. Однако надеюсь, вы будете настолько добры, и позволите мне присутствовать.
— Добр? Меня добрым никто не считает.
— Если позволите неопытной студентке посмотреть вскрытие и поблевать, это не изменит вашей репутации, сэр.
Тут Кэплан улыбнулся по-настоящему, и лицо его стало привлекательным, даже приветливым.
— Видели когда-нибудь вскрытие, начинающий агент Кимберли?
— Нет, сэр.
— Вас доконает не кровь. Запах. Или же визг пилы при соприкосновении с черепом. Как полагаете, сможете это выдержать?
— Почти уверена, что меня вырвет, сэр.
— Ну, как знаете. Вот так приходится воспитывать федералов, — негромко промолвил Кэплан и, открыв дверь, впустил Кимберли в холодную стерильную прозекторскую.
Тина отчаянно силилась удержать рвоту. Желудок сводило, горло стискивало, и к нему подступала желчь. Ожесточенно, настойчиво она загоняла ее обратно.
Рот Тины был заклеен липкой лентой. Она боялась захлебнуться, если ее начнет рвать.
Тина
Тину окружала черная, могильная тьма. Она ничего не видела и почти ничего не слышала. Руки ее были стянуты за спиной липкой лентой, правда, не очень туго. Лодыжки как будто тоже. Если пошевелить ступнями, лента издаст хлюпающий звук и немного ослабнет.
Вообще проблема заключалась не в ленте. Тина поняла это несколько часов назад. Свободы ее лишала не липкая лента вокруг конечностей, а запертый пластиковый контейнер, в котором она находилась. В темноте трудно было разобрать, судя по размеру, металлической дверце и отверстию вверху, к которым она могла прижаться щекой, ее бросили в очень большой ящик для перевозки животных. Подумать только! Я заперта в ящике для собак. Тина немного поплакала, но потом так разозлилась, что начала биться о пластик и железную дверцу, но только ушибла плечо и ободрала колени.
Измученная страхом и болью, не зная, что делать дальще она заснула. Проснувшись, Тина обнаружила, что губы уже не заклеены липкой лентой, а в ящике находится галлоновая бутыль воды и плитка высокопитательного концентрата. Тина не желала прикасаться ни к чему — она не дрессированная обезьяна! Но, подумав о нерожденном ребенке, стала есть концентрат, жадно запивая его водой.
Однако Тина заподозрила, что в воду подмешан наркотик, поскольку, выпив ее, снова крепко заснула. Когда проснулась, рот снова был заклеен лентой, а обертка от концентрата исчезла.
Тине хотелось плакать. Наркотик вреден и для нее, и для ребенка в ее чреве.
Странно, месяц назад она даже не знала, хочет ли ребенка. Но потом Бетси принесла домой книгу, изданную клиникой Мэйо, о внутриутробном развитии ребенка, и они вместе просмотрели все иллюстрации. Теперь Тина знала, что через полтора месяца после зачатия ее ребенок достиг в длину половины дюйма. У него большая голова с глазами, но без век, маленькие ручки и ножки с ладонями и ступнями, похожими на лопасти весла. Еще через неделю он станет длиной в дюйм, а на ладонях и ступнях появятся крохотные, соединенные перепонкой пальчики, и ребенок будет напоминать самую красивую на свете лимскую фасолину.
Словом, зародыш был для нее уже ребенком. Крохотным, драгоценным, и Тина не могла дождаться дня, когда возьмет его на руки и постарается насладиться этой минутой, потому что мать вскоре начнет сживать ее со свету.
Мать. О Господи, даже мысль о ней вызвала желание заплакать. Если что-то случится с ее дочерью… Жизнь иногда несправедлива к пожилой женщине, которая трудится изо дня в день в надежде, что дочери будет житься лучше.
Нужно сосредоточиться и сконцентрировать внимание, если не хочешь бесследно исчезнуть. Стать нелепой статистической величиной. Тина снова напрягла слух, стараясь уловить какой-то намек на то, чего ждать дальше.