Избранные произведения в одном томе

Бекетт Саймон

Я попытался привстать. Руки отказывались повиноваться, а в голове гудел колокол. Тело обмякло, в глазах поплыл туман. Будто сквозь мутное стекло я видел, как Генри нагнулся и взял меня за кисть. Отнять руку не было сил, оставалось лишь смотреть, как игла упирается в нежную кожу предплечья. Мне надо подготовиться, надо сопротивляться, пусть даже все это бесполезно…

Впрочем, Генри так и не нажал на поршень. Медленно, ох как медленно, он отвел иглу.

— Нет, не могу я так… — пробормотал он и сунул шприц обратно в карман.

Сейчас

туман полностью заволок поле зрения, в коридоре стемнело. Чувствовалось, как вновь засыпает мой разум. «Нет!» — отчаянно хватался я за остатки сознания, но они песком просачивались между пальцами. Мир исчез остался один только великий, ритмичный гул. «Сердце», — мелькнула смутная мысль.

Кто-то приподнял уже не мое, чужое тело. Его куда-то несут… Я открыл и тут же захлопнул глаза, чуть ли не до рвоты оглушенный калейдоскопом красок и форм. Тошноту удалось подавить, я дал себе слово больше не падать в обморок.

Какой-то лязгающий звук, затем холодный воздух лизнул лицо. Через прищуренные веки я вижу иссиня-черный купол неба. Кристально чистые созвездия то прячутся, то вновь выглядывают из-за рваных туч, несущихся на ветрах-невидимках.

Я глубоко вдохнул, стараясь прочистить мозг. Подскакивая на неровностях и похрустывая гравием, кресло-коляска держала курс на внедорожник. Странно, что сейчас все мои чувства невероятно остры, как бритва. Я слышу шорох ветвей на ветру, в носу щекочет сыроватый запах суглинка. Царапины и потеки грязи на «лендровере» кажутся огромными, словно континенты.

Дорожка вела на холм, и я слышал, как сопит Генри, толкая коляску. Очутившись наконец у машины, он остановился, глотая воздух. Я понимал, что надо попытаться еще раз, но до рук и ног эта идея не доходила. Отдышавшись, Генри решил добраться теперь до кабины. Придерживаясь за каталку, он обогнул ее деревянными, неуклюжими шажками и, обливаясь потом, обессиленно плюхнулся на подножку. Даже в лунном свете заметно, насколько бледна у него физиономия.

Натужно хрипя, он вскинул взгляд. Наши глаза встретились, и Генри слабо усмехнулся:

— Что… очнулся? — Не поднимаясь с подножки, он нагнулся вперед и просунул руки мне под мышки. — Итак, Дэвид, выходим на финишную прямую. А ну-ка…

Несколько лет, проведенных в инвалидной коляске, не прошли даром, и теперь в руках Генри скопилась изрядная сила. Мои бока словно зажали в клещи. Крякнув, он оторвал меня от сиденья и попытался затащить в машину. Я тут же уцепился за дверцу и повис на ней, раскачиваясь.

— Дэвид, прекрати, что за глупости, — пробурчал он и, посапывая, принялся отгибать мне пальцы.

Я угрюмо держался.

— Да ты отцепишься наконец или нет?!

Он меня одолел, дернув так, что я лицом приложился о кромку дверцы. Вспыхнули звезды, и секундой позже я очутился на жестком стальном полу «лендровера».

— Ох, Дэвид, видит Бог, я не хотел, — сказал Генри, вынул платок и стал промокать мне лоб. Ткань тут же окрасилась темными, влажно блестевшими пятнами.

Он некоторое время смотрел на них, потом откинулся спиной на дверную стойку и закрыл глаза. — Господи, что за бред…

Голова звенела от боли, но она была колючей и чистой, как ледяной душ, смывавший наркотический туман.

— Генри, нет… не делай этого…

— Ты думаешь, мне нравится? Я просто хочу поставить точку, сейчас. Разве я многого прошу? — Он устало качнулся. — Господи, это так утомляет… Я собирался отвезти тебя к озеру и там все закончить. Сесть в лодку, добраться до Мейсона… Да, видно, не судьба…

Генри перегнулся надо мной и, пошарив рукой в глубине салона, извлек оттуда кусок резинового шланга.

— Вот, из садика взял, пока тебя не было. Вряд ли он еще сгодится Мейсону… — Попытка мрачно пошутить не удалась. Он обмяк. — Суеты, конечно, не оберешься, когда они тебя здесь найдут. А с другой стороны, может, и повезет. Сочтут самоубийством. Вариант не идеальный, да что делать…

Он захлопнул заднюю дверцу, и «лендровер» погрузился во мрак. Щелкнул замок, за бортом машины послышались шаги. Я попробовал было сесть, однако вновь накатило головокружение. Я оперся на ладонь и тут же ощутил нечто плотное, шерстистое. Да это же одеяло! А под ним что-то есть. Ледяной волной хлынуло прозрение.

Дженни.

Собравшись в комок, она лежала за пассажирским сиденьем. В полумраке кабины я еле-еле различал светлое пятно ее белокурых волос. Встрепанных, перепачканных чем-то темным. Девушка не шевелилась.

— Дженни! Дженни!

Даже сдернув одеяло у нее с головы, я так и не добился ответа. Кожа — холоднее снега. «О Боже! Пожалуйста, нет!»

Внезапно распахнулась водительская дверца. Покряхтывая, на сиденье вскарабкался Мейтланд.

— Генри… пожалуйста, помоги.

Слова потерялись в визге стартера. Двигатель успокоился, перешел на глухое ворчание, и Генри, приоткрыв окно, обернулся к нам. В темноте едва прорисовывались черты его лица.

— Мне очень жаль, Дэвид, честное слово. Только я не вижу другого выхода.

— Побойся Бога!

— Прощай, Дэвид.

Он неуклюже сполз из кабины и хлопнул дверцей. Через секунду что-то просунулось через щель над приспущенным окном.

Резиновый шланг. Теперь ясно, зачем он оставил двигатель включенным…

— Генри! — закричал я, подхлестнутый страхом. За лобовым стеклом мелькнула тень человека, идущего к дому. Я завертелся как червяк и попытался открыть заднюю дверцу салона, хотя и так знал, что она на замке. Безрезультатно, даже не шелохнулась. Кажется, я уже чувствую запах выхлопа. «Ну же, думай!» Я пополз к кабине, к торчащему из окна шлангу. На пути непреодолимой баррикадой высились кресла. Придерживаясь за одну из спинок, я рискнул было встать, однако глаза тут же застило облако и тело мешком осело назад. Вот-вот потеряю сознание… «Нельзя! Не смей!» Я повернул голову, увидел недвижную фигуру Дженни и поборол накативший мрак.