Избранные произведения. Том 4
Шрифт:
Между тем в цехе всё шло своим чередом. Человеку несведущему вряд ли возможно было уловить ритм сложного труда. Рабочие двигались словно бы не спеша. А на самом деле всё в цехе было точно согласовано с общим ходом дела. Рабочие принимали детали с конвейера именно в тот момент, когда нужно было; обработав, возвращали детали на конвейер тоже в рассчитанные секунды, чтобы подача этих деталей ни на миг не опоздала к следующей операции.
Как бы много личных усилий каждого отдельного человека ни было вложено здесь, выполненная в цехе работа – это результат общего труда, плод деятельности всего заводского коллектива. В этом мощь и жизненность гигантского завода. Разве для Галимджана и для тысяч таких же работников, как он, не является счастьем чувство близкой причастности,
Погружённый в свои переживания, Галимджан и не заметил, как в контору цеха вошёл Дидаров. Он в новом синем сатиновом халате, но без головного убора. Широко улыбаясь, без тени высокомерия и самодовольства, он поздоровался с Галимджаном за руку. Глядя на Исрафила, право, нельзя было поверить тем некрасивым историям, которые иногда рассказывают о нём. Всё это гнилой плод какого-то недоразумения или же личной неприязни.
Не переставая приветливо улыбаться, Дидаров сказал:
– Завтра, Галимджан, пожалуйста, загляни ко мне в кабинет. У меня есть кое-какие новые рационализаторские соображения. Хочу знать твоё мнение. Попьём чайку с лимоном и поговорим. Как в цехе дела?.. Идут? Ну и отлично!.. Давай-ка взглянем на конвейер, там получилась какая-то небольшая загвоздка…
Вечером, вернувшись домой, Галимджан первым делом извлёк из шкафа свой фронтовой архив, хранившийся в объёмистой синей папке. Он один дома. У Рахимы сегодня школьное собрание, она не скоро вернётся. Девочки на институтской вечеринке. Вот пачка фотографий. Среди них и фото Дидарова. Хороший, ясный снимок. Капитан Дидаров значительно моложе теперешнего главного инженера, статный, подтянутый, и брюшка нет у капитана. Но улыбка та же, располагающая. Исрафил Дидаров снят возле пушек батареи, – сразу видно, что артиллерист. На фото внизу крупными буквами начертано: «Моему лучшему фронтовому другу Галимджану». Да, они крепко дружили, два офицера одной и той же дивизии. Какой, интересно, год? Ага, 1943! Где тогда находилась дивизия? Эх, годы, годы! Тем, кто не участвовал в войне, вряд ли понятен весь смысл этого восклицания. Вон ведь какая торопыга эта Светлана! В те времена она наверняка ещё лежала в люльке. Ради того, чтобы тысячи, миллионы таких Светлан могли спокойно расти, учиться, выходить в люди, чтобы потом работать во славу лучшего будущего, – ради этого и воевало с фашистами наше поколение… Дидаров, помнится, вскоре был ранен и выбыл из дивизии. А Галимджан и после взятия Берлина не сразу вернулся на родину. Только после победы над японскими самураями он увидел родную Казань. Шёл 1946 год. Потом снова партийная работа, район…
Утром Галимджан, как всегда, точно в положенное время входил в заводские ворота. Повстречался здесь со Светланой Нилиной. Она в белом берете и меховой шубке. Приветливо улыбается, словно и не было вчерашней стычки.
– Светлана Ивановна, вы, кажется, вчера обиделись на меня? – сказал Галимджан.
Она не удивилась этой чрезмерной его деликатности, только лицо её как-то померкло.
– Должно быть, мои ровесники, в том числе и я, не совсем понимаем людей, переживших войну, – несколько смущённо сказала она, глядя на истоптанный снег под ногами. – Наверно, фронтовая дружба достойна самой высокой оценки… И всё-таки, – не знаю, Галимджан Нигметджанович, – я бы, пожалуй, не стерпела. Может быть, вы… – она прикусила губу и помолчала. – Может, вы боитесь?
– Боюсь?! Чего мне бояться? – ещё больше удивился Галимджан. – Не вижу никаких оснований для этого.
– Потерять старую дружбу боитесь, вот что! – выпалила Светлана. – Ведь она для вас, как вы сами говорите, так дорога! А мне кажется, – только не сердитесь, пожалуйста, Галимджан Нигметджанович, – вы стараетесь сохранить хотя
Галимджан ничего не ответил ей. Молча прошёл на заводской двор. А Светлана Нилина направилась к заводоуправлению.
Галимджан быстро шагал, не глядя под ноги, бормотал:
– Эх, молодёжь, молодёжь! Это мы-то примиряемся со злом?! Мы хотим «сохранить тень»?! Ай-яй-яй! Спешат, горячатся некоторые молодые люди, порой скажут необдуманное хлёсткое словцо. Право, они похожи на торопливых портных – изо всех сил тянут материю, не думают, что разойдётся по шву или совсем порвётся… Вот и Светлана. За кого она принимает меня, за слепца, что ли? Неужели я не сумею разобраться в человеке, с которым солдатскую кашу ел из одного котелка? Ну, предположим, может в чём-то свихнуться человек. Так что ж теперь, рубить с плеча? А если посмотреть, разобраться…
Рассеянно здороваясь со встречными людьми, он прошёл в цех.
Как и было условлено, Галимджан в двенадцатом часу навестил Дидарова. Кабинет у главного инженера просторный, окна светлые, стол широкий. При виде входившего гостя Исрафил поднялся с кресла, с улыбкой протянул руку, пригласил сесть. Затем вызвал секретаршу.
– Машенька, распорядитесь, чтобы принесли чайку. Да погорячее, покрепче и с лимоном.
После этого чинно опустился в кресло, положил ладони на стол. Как и полагалось, он справился о самочувствии Галимджана, о здоровье Рахимы-ханум. В это время принесли чай.
Помешивая в стакане ложечкой, Дидаров пристально вглядывался в лицо Галимджана.
– Ты вроде бы немного осунулся, дорогой. Может, опять сердце? Пей, пожалуйста, чай. Положи лимон. Сейчас в магазинах что-то не видно лимонов.
– Да, не видно, – как-то безразлично согласился Галимджан, тоже помешивая в стакане. – Лимон, конечно, вкусен, но обесцвечивает чай, отнимает у него аромат.
Дидаров тихонько рассмеялся.
– Добро с добром редко уживается. Что тебе дороже – вкус лимона или цвет чая?.. Ну ладно, оставим эти рассуждения философам. Наших голов тут не хватит… Я ведь говорил, что у меня есть к тебе дело. Давай, старый друг, работать рука об руку. Теперь, сам знаешь, время технического прогресса, на одном «ура», как раньше, не выедешь. Время идёт…
– Я не совсем понимаю, – осторожно перебил Галимджан. – Мы ведь вместе работаем. Что ты ещё имеешь в виду?
– Мне, Галимджан, нужен помощник. Ну, официально говоря, заместитель. По штату положено, а человека нет. Я тебя давно знаю. Теперь ты вошёл в ритм нашего завода, успешно осваиваешь новую технику, – одним словом, стал хорошим, современным инженером.
– Спасибо за доверие, Исрафил, – помедлив, ответил Галимджан, – ты уж позволь мне остаться в цехе. И со здоровьем у меня не шибко, да и годы…
– Всё же подумай, Галимджан. Ведь в цехе тоже требуется здоровье, да ещё побольше. Я предлагаю тебе неплохое место. Спокойней будет и на виду.
– Подумать-то подумаю, но… кажется, не соглашусь. И цех вроде бы не на кого оставить…
– Ну, для этого дела мы найдём подходящего человека. Я считаю, мы ещё вернёмся к этому разговору.
И, словно поощряя Галимджана, главный инженер крепче обычного пожал ему руку.
У себя в конторе Галимджан закурил, глубоко затягиваясь, размышлял: «Со здоровьем неважно – это верно. И к высоким должностям не стремлюсь – тоже правда. Но ведь я никогда не бежал от трудностей, не ставил на первый план своё спокойствие. Может, в интересах производства Исрафилу действительно нужен хороший помощник?.. Нет, не пойду… Так почему же я так жадно дымлю? И не слишком ли быстро и решительно отказался от предложения Дидарова? Дидаров, кажется, понял, что в глубине души меня удерживает что-то очень важное. Прощаясь со мной, он очень крепко жал мне руку, словно хотел добавить что-то к своим словам…»