Избранные произведения
Шрифт:
Шериф Джефф Фарр доложил, что забастовщики укрепились на холме 500 футов высотой, господствующем над шахтой Оуквью, и произвели тысячу выстрелов по постройкам (однако газетчики, расследовавшие это дело, нашли только три отверстия от пуль, да и те были пробиты в горизонтальном направлении). Затем он добавил, что один забастовщик грек затеял ссору с лагерным инспектором Бобом Ли из Сегундо (известным убийцей, некогда связанным с преступниками банды Джесси Джеймс), причем грек выстрелил первым.
Повсюду погромщики из охраны шахт старались затеять беспорядки. В Соприсе они подложили динамит под один из домов компании и пытались свалить вину на забастовщиков. Но на их беду один из заговорщиков рассказал обо всем этом. Содержание охраны обходилось компаниям очень
Самой большой колонией была колония в Ладлоу, расположенная на перекрестке двух дорог: из Бервина и Табаско на Гастингс и Делага. В колонии жило более 1200 человек двадцати одной национальности. Для них всех это была чудесная школа. Здесь их учили тому, что все люди равны. В течение двух недель совместной жизни мелкие расовые предрассудки и недоразумения, которые в течение долгих лет прививали им угольные компании, начали исчезать. Американцы начали постигать, что славяне, итальянцы и поляки не менее их добросердечны, веселы, приветливы и храбры. Женщины часто ходили друг к другу в гости, хвастались своими детьми и мужьями, а во время болезни угощали друг друга чем-либо вкусным. Мужчины играли вместе в карты или в бейсбол…
«До приезда в Ладлоу я никогда не уважала иностранцев, — говорила маленькая женщина. — Но они во всем похожи на нас, только не говорят на нашем языке».
«Конечно, — отвечала другая. — Я всегда думала, что греки очень темный, невежественный, грязный народ. Но в Ладлоу они проявили себя прямо как настоящие джентльмены. Не советую кому-нибудь дурно отзываться о них в моем присутствии».
Все стали изучать языки друг друга. А по ночам в Большой палатке устраивались танцы.
Итальянцы обеспечивали музыку, а остальные танцевали. Это было настоящее смешение народов. У этих измученных тяжелым трудом, забитых людей никогда раньше не было времени узнать друг друга…
Трудно было поверить, что этой мирной колонии охранники с шахт грозили разрушением. Ведь они не были закоренелыми злодеями, а только черствыми людьми, действовавшими к тому же по приказанию других. А приказ был такой: стереть с лица земли колонию в Ладлоу. Она стала поперек дороги м-ру Рокфеллеру в его погоне за прибылями. Но если рабочие будут так хорошо понимать друг друга, как это было в Ладлоу, конец кровавой эксплуататорской системы станет неизбежным.
Через неделю после основания колонии в Ладлоу вооруженные банды стали угрожать, что они спустятся в каньон и уничтожат всех ее жителей.
Взаимные посещения, игры и танцы прекратились. Колония была объята страхом. Не было ни организации, ни вождей. Раздобыли всего-навсего семнадцать ружей и пистолетов и очень немного боеприпасов. Вооруженные мужчины долгие холодные ночи напролет несли караул, охраняя своих жен и детей, а по палаткам скользил луч прожектора, установленного на холме над Гастингсом.
В течение всей последней недели сентября по каньонам прибывали в колонии все новые толпы людей. Они рассказывали о том, как их выгнали на снег из их домов, как поломали их мебель, а мужчин, избивая прикладами, гнали по дороге. Всю эту неделю забастовщиков, отправлявшихся в горняцкие поселки за почтой, избивали и обстреливали. Им отказывали в праве передвигаться по дорогам. Распространился слух, что колонисты в Эйгьюлере опасаются за свою жизнь и вооружаются для защиты. 4 октября вооруженная охрана ворвалась на улицы поселка Олд Соприс, который расположен не на земле шахтовладельцев, и прикладами разогнала митинг забастовщиков, собравшихся в одном помещении. Повсюду по палаткам забастовщиков всю ночь скользили лучи прожектора, не давая спать женщинам и детям и заставляя мужчин по двадцать раз за ночь вскакивать, чтобы отразить атаку, которую они каждую минуту ожидали. 7 октября нападение было совершено.
Несколько забастовщиков направились в Гастингс за почтой. Их осыпали оскорблениями
На следующее утро ко времени завтрака кто-то опять начал палить по палаткам с проходящего мимо товарного поезда, а ночью луч прожектора, не переставая, скользил по палаткам колонии, пока в четыре часа утра один из забастовщиков выстрелом не разбил вдребезги стекло прожектора. В это утро забастовщики, как всегда, прогуливались по дороге, ходили за почтой и поджидали прихода поезда. Некоторые играли «в салочки» на бейсбольном поле к востоку от железнодорожной станции. Вдруг с Гастингского холма раздался выстрел, и пуля попала как раз в самую гущу играющих. Человек сто с криком бросились бежать по полю за ружьями. Но не успели они добежать до палаток, как их начали обстреливать со стороны железнодорожного моста.
Забастовщики бросились толпой вдоль дороги к мосту. Человек сорок или пятьдесят невооруженных бежали впереди всех, а остальные рассеялись по равнине, поспешно заряжая свое разнокалиберное оружие плохо подходящими патронами. Они пытались обнаружить, откуда стреляют, а затем залегли за грудой наваленного около станции угля, не зная, что предпринять, не понимая, откуда раздаются выстрелы. Все это время стрельба со стороны стального моста продолжалась. Первый ряд забастовщиков приближался к холму водокачки. Двигаясь ползком, распластавшись по земле, они открыли бешеный огонь. Вдруг кто-то закричал: «Милиция! Милиция подходит! Это ловушка! Назад в колонию, назад к палаткам!» Толпясь и толкаясь, в панике, на бегу отстреливаясь через плечо, забастовщики устремились назад вдоль дороги. Но не успели они скрыться, как выстрелом с моста был убит проезжавший мимо верхом фермер Мак-Пауэлл; он не принадлежал ни к одной из сторон и просто возвращался домой.
Стрельба со стального моста продолжалась. Вскоре в Ладлоу прибыл поезд, двигавшийся на север, и Джек Маккари, специальный агент Колорадской и Южной железной дороги, сообщил газетным репортерам, что «здесь на железнодорожной ветке находилась группа помощников шерифа, пытавшихся что-то затеять». Небезынтересно отметить, что отряд милиции был погружен в Тринидаде в вагоны еще за час до того, как началась перестрелка, и что при первом выстреле поезд направился в Ладлоу.
Трое забастовщиков были ранены. После полудня в этот день колонисты начали с остервенением рыть земляные окопы, так как к прибытию войск на станцию Ладлоу охранники и помощники шерифа спустились с холма и с моста, хвастливо уверяя, что Ладлоу они уже захватили, а до ночи овладеют и палаточной колонией. Для забастовщиков наступила вторая ночь страха и ужаса. Никто не спал. До самого рассвета около двухсот мужчин пролежали в окопах. Из них только семнадцать были вооружены винтовками, а у остальных были ножи, бритвы и топоры. Но на следующий день охранники вернулись в предгорье, крича, что вскоре в одну прекрасную ночь они вернутся на равнину и перережут всех этих скотов.