Избранные произведения
Шрифт:
Никто еще как будто не считал серьезным основанием для беспокойства сообщения из-за границы: там один товар за другим падал в цене на пятьдесят процентов за одну неделю. Началось с керосина, затем были потеряны миллионы на железнодорожных акциях, потом пошел к черту кофе, за ним — сахар; но еще никто не понимал, что это опасность, угрожающая решительно всем.
Не многие биржевики и коммерсанты имели такой нюх, как директор банка Кристенсен; а доверие к Карстену Левдалу было так неограниченно, что никто и не думал сомневаться в его имени.
Наоборот:
При других обстоятельствах годовой баланс акционерного общества «Фортуна» мог бы навести на серьезные размышления. В один прекрасный день состоялось весьма многозначительное общее собрание акционеров.
На основании краткого, но точного отчета, составленного рукою Маркуссена, профессор Левдал с огорчением сообщил собранию, что в этом году «Фортуна» не даст никакой прибыли.
Это поразило всех, и настроение стало крайне подавленным; один чей-то недовольный голос попытался в осторожной форме высказать несколько неприятных замечаний по адресу дирекции.
Директор банка Кристенсен сидел молча; но среди собравшихся распространялось убеждение, что все претензии, все недовольство, все ядовитые замечания были внушены им; ведь каждому было известно, как он ненавидит Левдала. Понемногу страсти стали разгораться; собрание обещало быть бурным.
Кристенсен предоставил сперва высказываться другим. Сам же он выступил в заключение и напал с тыла на недовольных, — крайне удивив их этим, — такой спокойной, откровенной и полной доверия речью, что взбудораженное собрание вдруг стало похожим на улыбающееся после бури море, в котором, как в зеркале, можно было обнаружить спокойное отражение переизбранной дирекции.
После этого собрания директор банка уехал, как обычно, в Карлсбад и увез с собой свой нос; теперь он и так знал, как пойдут дела в его родном городе.
Он отнюдь не считал своей обязанностью предохранять и предупреждать. Уладив свои собственные дела и насколько мог застраховав свой банк против всевозможных несчастий, он отошел в сторону и с чистым сердцем приготовился наблюдать, как будут гибнуть его дорогие сограждане; он спокойно ожидал того мгновения, когда он один окажется уцелевшим, твердо стоящим на ногах, а вокруг упавшие и падающие будут умолять его о помощи.
Карстен Левдал после этого собрания все-таки вздохнул с облегчением и с искренней радостью проводил глазами
Приближалось лето, и деловая жизнь значительно сократилась. Горожане или сами уезжали, или принимали гостей. А векселя продолжали свой обычный круговорот из банка в банк, словно вода, проходящая через шлюзы в определенное время суток, после чего в них остается зловещая пустота.
В поместительном доме профессора гостила вся семья Мейнхардтов; хозяйство велось на широкую ногу, с необычайной роскошью, приводившей фру Мейнхардт в восторг.
Но старый асессор Мейнхардт почему-то беспокоился. Он принюхивался, прислушивался, делал какие-то подсчеты и кончил тем, что в один прекрасный день предложил профессору перевести на имя маленького внука хоть какую-нибудь определенную недвижимость.
Абрахам никогда не выказывал больших способностей как деловой человек, и асессору легко было повернуть дело так, будто предложение это отнюдь не было продиктовано каким-то недоверием к профессору. Просто нужно было закрепить за семьей какую-нибудь недвижимость, на случай, если в будущем деле предприятия окажутся не столь блестящими в руках Абрахама.
В такой форме и профессору оказалось легче принять это предложение, которое, впрочем, вообще было ему по душе. Дедушки маленького Карстена обсудили юридическую сторону дела, составили дарственные письма и прочие документы на имя внука, которые сделали его обеспеченным человеком, в то время как он слонялся по всем комнатам и хныкал по поводу того, что ему не дали вишен.
Абрахам ничего не знал об этом; он был слишком занят своими рабочими обществами и гордился тем, как быстро возрастал капитал строительного фонда; скоро можно будет уже поставить вопрос о строительстве клуба. Адвокат Крусе передал управление этим фондом своему юному другу, так как Абрахама все уважали и любили.
Абрахама больше уже не тревожила мысль о какой-то перемене, которую он заметил было в облике отца. Теперь, когда все, казалось бы, шло так блестяще, он решил, что эти беспокойные метания были лишь жаждой деятельности, и Абрахам только дивился силе духа отца, с годами становившегося все более и более энергичным.
Однажды, когда Абрахам был в конторе, отец зашел к нему.
— Послушай, Абрахам! Не найдется ли у тебя наличных денег? Одолжи нам, пожалуйста! У Маркуссена в настоящий момент касса пуста.
— Да видишь ли, отец… эти деньги — сбережения… Это строительный фонд…
— Ну ладно, ладно, дай, что у тебя есть… мы рассчитаемся завтра или послезавтра.
Абрахам поспешно отпер несгораемый шкаф.
— Ты только посмотри, отец! В строительном фонде скоро будет двенадцать тысяч крон и в больничной кассе не меньше! Это — наша гордость!
— Хорошо, хорошо, — торопливо ответил профессор и нервно протянул руки к деньгам.
— Ты что же это? Все хочешь взять? — засмеялся Абрахам.