Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Пол отхлебнул черного, сладковато-горького, полного гущи напитка. Горячий кофе приободрил его. Тем временем табачник снял соломинку с длинной сигары, понюхал ее с видом знатока, потер об ухо и закурил.
– Я сам себя обслуживаю, – заметил он, с удовольствием вдыхая сигарный дым. – Жена умерла шесть лет назад. Надеюсь, вам понравился кофе… Я выписываю его из-за границы.
Пол пробормотал что-то в ответ. Ему вдруг стало неловко: зачем, собственно, он сюда пришел? Он растерянно оглядел комнату, обставленную потертой мебелью красного дерева, заметил красивую бронзовую люстру, и взор его надолго приковался к потолку.
– Да-да, – сказал Прасти, поняв по выражению лица Пола, о чем тот думает. –
Пол отрицательно покачал головой и сжал виски руками:
– Я сегодня столько всего узнал, что ум мутится. Я весь день читал судебные отчеты в «Курьере».
– О да, – задумчиво произнес Прасти, – там все было описано как надо. Даже мне воздали должное. А я ведь не очень-то отличился. Спротт сделал из меня настоящего дурака. А все потому, что я не мог подтвердить под присягой, что человек, который вышел из этой квартиры… – он откинул голову и затянулся сигарой, – был Риз Мэтри.
– Вы не признали в нем… моего отца?
– На площадке было темно. И у меня не было при себе очков. Возможно, я ошибся… Эд – парень из прачечной – да и все остальные были уверены, что это он. Но… – Прасти не без гордости расправил плечи, – я человек упрямый. Я не был убежден, и, сколько бы надо мной ни глумился этот выскочка Спротт, не мог я поклясться, что человек, попавшийся мне на лестнице, был ваш отец. Вы когда-нибудь выступали свидетелем на суде?
– Нет.
– Так вот: стоит этим судейским вытащить человека на свидетельское место, они тут же опутают его по рукам и ногам. Сначала ты сам не знаешь, что говоришь. Потом тебе не дают сказать то, что ты хочешь. А ведь было одно любопытное обстоятельство, о котором мне так и не дали сказать. Мы столько раз вспоминали об этом с женой и с доктором Тьюком – я его позвал тогда осмотреть тело. На суде он не выступал, нет, у них были свои медицинские эксперты, да и не только медицинские, но и его тоже заинтересовало упомянутое мной обстоятельство, и мы частенько с ним толковали об этом. – Табачник затянулся сигарой и задумчиво помешал ложечкой кофе. – Когда я вошел к Сперлинг в гостиную и увидел, что она убита, то инстинктивно бросился к окну и распахнул его. Мне хотелось еще раз взглянуть на человека, который пробежал мимо нас. И ей-богу, я его видел. При свете, падавшем из окна, я увидел, как он схватил велосипед, стоявший у подъезда, вскочил на него и умчался, будто сумасшедший. Так вот: велосипед этот был зеленый… Могу поклясться, что зеленый. Странно, а? – И Прасти, который, видимо, любил немножко порисоваться, многозначительно замолчал. – Особенно если учесть, что у Мэтри за всю его жизнь не было даже самого обыкновенного велосипеда. – Он неодобрительно развел руками. – Конечно, они там заявили, что он схватил первый попавшийся велосипед, чтобы побыстрее удрать. Но если так, то кому же принадлежал этот зеленый велосипед и куда, черт побери, этот человек скрылся?! Они даже обыскали канал, но трупа там не нашли.
В комнате воцарилось напряженное молчание.
– И еще одно, – задумчиво продолжил Прасти, – этот кожаный кошелек, который валялся возле тела. Он не принадлежал убитой. И Мэтри не принадлежал. Тогда чей же он? Вот в чем загвоздка… И эта загвоздка заставила немало поломать голову человека поумнее меня. Того, кто вел расследование, – Сванна.
– Сванна? – машинально повторил Пол.
Прасти кивнул с неожиданной серьезностью:
– Инспектора уголовной
Перемена, происшедшая в собеседнике, вывела Пола из апатии. Он насторожился, а Прасти приглушенным голосом, с опаской продолжил:
– Сванн был славный малый и хороший работник. Но не в этом дело. Если, скажем, во время дежурства по городу он замечал, что какие-нибудь парни безобразничают, он не отправлял их в каталажку, а начинал увещевать, как добрый дядюшка… Словом, это был человек порядочный. К несчастью только, имел он одну слабость, и притом прескверную: пил. – Прасти посмотрел на тлеющий кончик сигары и покачал головой. – Странно это все получилось, ей-богу, странно.
У Пола по спине пробежали мурашки. Он весь превратился в слух.
– Я хорошо его знал: два раза в неделю он приходил ко мне в магазин за пол-унцией табаку. Ну и конечно, мы часто встречались, пока шло разбирательство. И вот, когда все закончилось и жизнь вошла в свою колею, я заметил в нем перемену. Начать с того, что он стал чаще прикладываться к бутылке. Он и всегда-то был не очень разговорчив, а тут из него слова нельзя было вытянуть. Ходил мрачнее тучи. Видно, что-то его мучило. Я частенько подтрунивал над ним, спрашивал: может, он влюбился и тому подобное, но он пропускал мои шуточки мимо ушей. И вот однажды, этак через год, пришел ко мне совсем уж в мрачном настроении, может быть даже и под хмельком. «Я хочу сделать один серьезный шаг, Альберт, – сказал он мне. – Пойду посоветуюсь с Уолтером Джилеттом». – Прасти помолчал и глотнул кофе. – А Уолтер Джилетт, адвокат с отличной репутацией, много работал в полицейских судах. И естественно, я спросил Сванна, что это он вздумал к нему обращаться. Но Джимми только головой покачал. «Сейчас я ничего не могу сказать, – загадочно ответил он. – Но возможно, скоро вы обо всем узнаете».
Табачник снова взял чашку и отхлебнул кофе. Пол с трудом сдерживал нетерпение.
– Ну так вот, – угрюмо продолжил Прасти, – скоро я и вправду кое-что услышал. На следующий же день Сванн явился на дежурство пьяный в стельку. Устроил на улице пробку, потом свернул не на тот свет, и получилась неприятность: какую-то женщину сбил машиной, ее чуть не убило. Ну конечно, поднялся страшный шум. Сванна судили, выгнали из полиции и – наверное, так уж положено – приговорили к шести месяцам принудительных работ.
– Посадили в тюрьму! – воскликнул Пол. – И… что же с ним сталось?
– Сломали они его, – сказал Прасти. – Выйдя из тюрьмы, Сванн перепробовал немало занятий: работал и частным сыщиком, и носильщиком в гостинице, и рассыльным в кино, но нигде подолгу не задерживался. Он стал совсем другим. Честно вам говорю: вино и все эти неприятности сгубили его. Где он сейчас и что с ним – не знаю. Последние два года я потерял его из виду.
– Но почему? – вырвалось у Пола. – Почему это случилось? Виделся он с Джилеттом?
– Ах! – многозначительно произнес Прасти. – Лучше не спрашивайте! – Он допил кофе и еще тише продолжил: – Я всего несколько раз видел Сванна после того, как он вышел из тюрьмы. Но однажды вечером он явился в мой магазин. Он, видно, пил несколько дней подряд и был изрядно под мухой. Войдя, он постоял у двери, раскачиваясь из стороны в сторону и не раскрывая рта. Потом вдруг говорит: «Знаешь что?» – «Нет, Джимми», – ответил я в тон ему. «Так вот, – сказал он. – Никогда не пытайся учить ученого». Да как захохочет! Так, не переставая хохотать, он и вышел из магазина. Страшно даже вспомнить этот хохот.