Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Он сжал кулаки, на мгновение превратившись в прежнего Броуди, и прокричал:
— Да, отделал его на все корки! Я повторил слова Лори прямо в его хитрую физиономию. Я его заставил замолчать!
Он торжествующе захохотал, но через мгновение опять нахмурился и пробурчал:
— Клянусь Богом, он мне за это заплатит! Да и за все остальные дерзости, что он наговорил мне! И почему я не свалил его с ног, сам не понимаю! Ну да ничего — мы с тобой отплатим ему другим путем! Правда, Несси? — Он умильно посмотрел на нее. — Ты оставишь в дураках его ублюдка, да,
— Да, папа, — ответила она покорно, — сделаю для тебя.
— Вот и хорошо. Очень хорошо. — Он потер узловатые руки со сдержанным воодушевлением. Потом вдруг, под влиянием какой-то тайной мысли, мрачно насупился и, опять наклонясь близко к лицу Несси, воскликнул: — Смотри же, победи его! Клянусь Богом, лучше тебе победить его, потому что, если ты этого не сделаешь, я… я схвачу тебя за вот эту твою тонкую шейку и задушу. Ты должна получить стипендию, или тебе придется плохо!..
— Я получу, папа! Получу, — заплакала Несси.
— Да, ты это сделаешь, иначе… — крикнул он дико. — Говорю тебе, в этом городе против меня имеется заговор. Все решительно против меня. Меня ненавидят за то, что я таков, каков я есть. Мне завидуют. Они знают, что я выше их, что, если бы я занял подобающее мне положение, я отирал бы свои грязные сапоги об их вылощенные рожи… Ну да ничего, — покачал он головой в диком порыве, — я еще им покажу! Я их заставлю бояться меня. Лэтта послужит началом. Она вставит палки в колеса господину мэру, а там начнем уже действовать по-настоящему!
В эту минуту Мэри, которая все время держалась в глубине кухни, с сильным беспокойством слушая бешеные выкрики отца и наблюдая его обращение с Несси, подошла к столу и умоляюще сказала:
— Ты бы ел суп, покуда он не остыл, папа. Я так старалась, чтобы он был повкуснее! И дай Несси поесть — ее нужно хорошенько подкормить, раз она так много работает.
От этих слов возбуждение Броуди сразу улеглось. Выражение его лица изменилось: казалось, что-то выглянувшее было наружу опять быстро спряталось в глубину души, и он сердито воскликнул:
— А тебя кто просит вмешиваться? Почему ты не можешь оставить нас в покое? Когда мне понадобится твой совет, я к тебе обращусь.
Он взял ложку и с недовольным видом начал есть суп. Но через минуту, видимо все еще размышляя о дерзком вмешательстве Мэри, проворчал:
— Свои замечания насчет Несси изволь держать про себя. Я сам знаю, что ей нужно.
Некоторое время все молча ели, но, когда принялись за следующее блюдо, Броуди опять обратился к младшей дочери и, поглядывая на нее сбоку, начал тем вкрадчивым тоном, который он неизменно принимал, задавая такого рода вопросы, и который, как эти постоянно повторявшиеся вопросы, доводил уже Несси чуть не до истерики:
— А каковы сегодня твои успехи, Несси?
— Хороши, папа.
— Хвалил кто-нибудь сегодня мою дочку? Ну же, вспомни: наверное, о тебе что-нибудь да говорили. Сегодня ты, наверное, отличилась на уроке французского языка, да?
Она отвечала
— Хорошо! Ты не посрамишь имени Броуди! Ты делаешь недурные успехи, девушка. Но могла бы добиться еще бoльшего, да, бoльшего! Ты должна так обеспечить себе стипендию Лэтта, как будто она уже лежит вот здесь на тарелке перед тобой! Ты только подумай: тридцать гиней каждый год, и это в течение трех лет! Значит, всего девяносто гиней, почти сто золотых соверенов! Перед тобой лежит, как на тарелке, сотня золотых соверенов и ждет, чтобы ты их взяла. Тебе не придется ни ползти, ни нагибаться за ними, только взять их с тарелки; черт возьми, если ты не протянешь эти маленькие ручки и не возьмешь их, я тебе шею сверну!
Он глядел на пустую тарелку, стоявшую перед Несси, и ему чудились на ней столбики соверенов, сверкающих нарядным блеском золота. При нынешних его обстоятельствах сумма эта казалась ему громадной.
— Да, это большая, большая награда! — бормотал он. — И она твоя! Завидущие глаза этого олуха Грирсона прямо лезут на лоб при мысли, что она достанется нам! Я его научу, как оскорблять меня на главной улице города!
Он затрясся в приступе короткого неслышного смеха, потом опять посмотрел на Несси, подняв брови, с глупо-хитрым видом и сказал конфиденциальным тоном:
— Я сегодня рано приду домой, Несси. И мы примемся за дело в ту же минуту, как кончим ужин. Ни минуты терять не будем! Сядем за книги, не успев проглотить последний кусок! — Он опять хитро посмотрел на нее. — Ты будешь в гостиной, а я останусь здесь следить, чтобы ни одна душа тебя не потревожила. Тишина! Покой! Вот что тебе нужно, и я позабочусь, чтобы они у тебя были. Будет тихо, как в могиле! — Ему, должно быть, понравилось это сравнение, потому что он повторил последние слова звучно и выразительно. Потом уже более суровым тоном докончил: — Налегай! Старайся! Гни спину! Что делаешь, делай как следует. Помни, что ты — Броуди, и, стиснув зубы, добивайся победы.
Считая, очевидно, свою миссию на данный момент выполненной, довольный собой, он оставил в покое Несси и тяжелым взглядом уперся в лицо старшей дочери, как бы говоря: «Ну-ка, попробуй вмешаться!»
— Ну, чего уставилась? — спросил он, подождав минуту. — Разве тебе не сказано держаться в стороне, когда мы с Несси разговариваем? Когда нам понадобится от тебя что-нибудь, мы тебя позовем. Я тебя предупреждал, когда ты опять вошла в мой дом: лапы прочь от Несси! Смотри же, не забывай этого. Я не желаю, чтобы ее испортили баловством, как испортила мне остальных детей ее глупая мать!