Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Его кислая мина доставила Салли удовольствие: глаза у неё так и засверкали. Эта одиннадцатилетняя девочка обладала уже сильно развитым чувством юмора. Она весело продолжала его поддразнивать:
— Вы, должно быть, хорошо танцуете, — у вас такие длинные ноги. «Вы умеете танцевать обратный вальс, мисс Сэнли?» — «Да, конечно, Джо… я хотела сказать „мистер Гоулен“, извините за бесцеремонность». — «Так попробуем?» — «Да, пожалуйста, дорогой мистер Гоулен. Какая чу-удная музыка, не правда ли?.. Ох! Грубиян, вы наступили мне на мозоль!»
Салли была в самом деле очень забавна, когда, скорчив уморительную гримасу, закатывая свои большие чёрные глаза, артистически
— «Разрешите угостить вас мороженым, дорогая? Или, может быть, хотите требухи? Чудная требуха, прямо из коровы. Можете получить все эти завитые штучки». — Салли остановилась и кивнула головой на потолок. — Мисс Сэнли завивается наверху. Дженни важная леди, которая на ночь надевает на нос зажим от вешалки. Явилась час тому назад прямо из своего магазина. (Она не «служит», имейте в виду, служат только рабы). Заставила греть ей утюги, дала мне оплеуху ни за что ни про что. Вот приятный характер, не правда ли, Джозеф? Советую вам подумать, пока не поздно.
— Ах, да замолчи ты, нахальная девчонка! — Он встал из-за стола, направился к двери.
Салли притворилась смущённой и жеманно затараторила:
— К чему такие церемонии, дорогой мистер Гоулен? Зовите меня просто Магги. И как не стыдно курить молодому человеку с такими м-и-илыми глазами? О, не покидайте меня так скоро!
Она предусмотрительно загородила ему дорогу.
— Позвольте, я спою вам песенку до вашего ухода, мистер Гоулен! Одну — и совсем коротенькую! — Она манерно сложила руки, точь-в-точь как Дженни, когда та становилась у пианино, и запела высоким фальцетом:
Погляди на анютины глазки, Что пестреют в нашем саду.Пение прекратилось только тогда, когда за Джо захлопнулась дверь. Салли разразилась восторженным смехом, перекувыркнувшись, бросилась со всего размаха на диван, свернулась калачиком на самом краю и от восторга забарабанила по пружинам.
У себя в комнате Джо побрился, вымылся, тщательно оделся в свой парадный синий костюм, завязал новый зелёный галстук, аккуратно зашнуровал блестящие коричневые ботинки. И всё же был готов раньше Дженни. Он нетерпеливо ожидал её в передней. Но когда Дженни сошла вниз, у него дух захватило от восторга, и он сразу перестал злиться: на ней было розовое платье, белые атласные туфельки, а на голове белый вязаный капор — последний крик моды. Серые глаза холодно блестели на прозрачном личике, нежном как лепесток цветка. Она жеманно сосала ароматную пастилку.
— Честное слово, Дженни, вы просто загляденье!
Она приняла его восторг как нечто вполне естественное, накинула на свой наряд старое пальто, которое носила каждый день, взяла ключ от входной двери и сунула его в карман. Но тут ей бросились в глаза коричневые ботинки Джо. Углы её губ опустились. Она сказала с раздражением:
— Я ведь ещё неделю тому назад говорила вам, Джо, чтобы вы купили себе пару лакированных туфель.
— Пустяки, все наши ребята ходят на клубные вечера в таких, как у меня. Я у них нарочно спрашивал.
— Не говорите глупостей! Как будто я не знаю! Из-за ваших коричневых ботинок я буду казаться смешной… Наняли вы кэб?
— Кэб! — Джо надулся. Что, она воображает, что он — Карнеджи? Он угрюмо возразил: — Мы поедем в трамвае.
Глаза у Дженни от гнева стали совсем ледяными.
— Ах, вот что! Вот как вы, значит, ко мне относитесь! Я недостаточно хороша, по-вашему, чтобы ездить в кэбе!
С
— Дженни, Джо, не приходите слишком поздно. Я приняла порошок и ложусь спать.
— Не беспокойся, ма, — отвечала Дженни с убийственным высокомерием. — Мы, конечно, придём рано.
Они успели вскочить в отходивший трамвай, но, к несчастью, он был переполнен. Теснота в трамвае ещё больше рассердила Дженни, и она так посмотрела на кондуктора, когда он попросил Джо дать монету помельче, что тот пришёл в замешательство. Всю дорогу она молчала. Наконец, они приехали в Ерроу и вышли из битком набитого красного вагона. В холодном молчании, с видом оскорблённого достоинства, Дженни дошла с Джо до «Зала Чудаков». Войдя в зал, они увидели, что бал уже начался.
Вечер проходил неплохо, в атмосфере дружного непринуждённого веселья, напоминая какое-нибудь ежегодное собрание родственников в большой счастливой семье зажиточного круга. На одном конце зала стояли столы, на которых был сервирован ужин: пирожные, сэндвичи, печенье, овощные консервы, груды мелких, твёрдых апельсинов, по одному виду которых вы могли заключить — и не ошиблись бы — что они полны незрелых зёрнышек, бутылки колы с ярко-красными ярлыками и два огромных медных сосуда с кранами для чая и кофе. На другом конце зала, на очень высокой эстраде, замаскированной снизу пальмами в кадках, расположился оркестр. Оркестр был настоящий, с большим барабаном, который пускали в ход щедро, не жалея сил, а у рояля Франк Мак-Гарви. Таких чудесных весёлых штучек, как Франк, не умел играть никто. А такт? Когда Франк Мак-Гарви играет, танцующим просто невозможно сбиться с такта, так замечательно он отбивает его, словно молотом ударяет. Ля-до-ля-до, — самый пол в «Зале Чудаков», казалось, взлетал при этом «ля» и опускался, вторя финальному «до».
Всё было запросто, никто не важничал, не было никаких записей и программ. На стенах, один против другого, были наклеены два больших листа писчей бумаги, на которых великолепным почерком сестры Франка Мак-Гарви были перечислены все танцы в том порядке, в котором они исполнялись: 1) Вальс «Ночи веселья», 2) Валетта «С вами в гондоле», и так далее. У этих листов весело толпилась публика, пересмеиваясь, вытягивая шеи, чтобы лучше видеть; пары подходили рука об руку, стоял смешанный запах духов и пота, раздавались восклицания: «Послушай, Белла, милочка, ты умеешь танцевать военный ту-степ?» — таким способом заполучали партнёров для танцев. Или какой-нибудь юный кавалер, внимательно просмотрев список, эффектно, скользил по пыльному полу, с разбегу попадая прямо в объятия своей избранницы. «Это — лансье [42] , детка, неужто ты не узнала? Давай танцевать!»
42
Название танца.
Дженни оглядела зал. Увидела жалкое угощение, программы, просто наклеенные на запотевшие стены, дешёвые, крикливые туалеты, ярко-красные, голубые и зелёные, смешной сюртук старого Мак-Кенча, главного распорядителя. Заметила, что здесь многие не сочли нужным прийти в перчатках и бальных туфлях. Увидела кружок толстых пожилых жён пудлинговщиков, дружелюбно беседовавших в углу, пока их отпрыски прыгали, скакали и кружились перед ними. Все это Дженни успела охватить одним долгим взглядом. И презрительно вздёрнула свой хорошенький носик.