Избранные сочинения в 2 томах. Том 1

Немцов Владимир Иванович

— А почему, Машенька, вы сказали о тетради? Она была у меня в ящике. Разве Нюра доставала ее?

— По ошибке. Но раз там ничего нет такого…

— Как ничего? Результаты исследований, формулы.

— Это ей ни к чему, она про любовь искала, Лидия Николаевна, — Маша порывисто сжала ее руку. — Простите эту дуру. Избави бог, если Павел Иванович узнает. Я уж надеюсь на вас. А то Нюрка от стыда сгорит. В пески убежит.

Она встала, оправила складки платья и уже на ходу сказала:

— Пойти валерьянки ей накапать. Ревмя ревет.

Оставшись одна, Лида попыталась

собраться с мыслями. Значит, Нюра, или, как она ее называет, Анечка, любит Павла Ивановича. В этом Лида не находила ничего удивительного — сердцу не прикажешь. Человек он интересный, умный, и душа у него чистая. Есть за что полюбить. Но при всех этих великолепных качествах Лида не видела в нем человека, с которым бы могла связать свою судьбу. Но мысли ее опять возвращались к Нюре. Почему она рылась в чужом ящике? Как она могла подумать, будто в техническом дневнике, который Лида приносила из лаборатории, записывались любовные волнения? Лида терялась в догадках. Она не сомневалась, что Нюра мучительно переживает невысказанную любовь. Но при чем тут дневник? Если она искала в нем технические данные, то ей самой они не нужны — в химии она безграмотна; если же хотела передать другому, то должна бы понимать, что этим она принесет вред не только Лиде, но и любимому человеку. Значит, и эта догадка не подходит. История по меньшей мере странная.

Как бы должен поступить любой честный советский человек на месте Лиды? Прежде всего признаться в своей ошибке: нельзя хранить лабораторные записи в незапертом ящике. Затем сообщить руководителю о совершившемся факте: записями интересовался посторонний человек. Да, посторонний, так как никакого отношения к ее работам Нюра не имела.

Но Лида колебалась. Во-первых, она не сама обнаружила этот факт, а узнала от Маши, которая просила ничего не говорить Павлу Ивановичу. Во-вторых, Лиде очень не хотелось выдавать девичью тайну. Кроме того, не подумает ли она, будто Лида с нею соперничает, а потому и пользуется ее ошибкой, которую Павел Иванович никогда не простит.

Но самое главное, что удерживало Лиду от необходимого шага, это вера в человека. Уж очень несовместимыми в ее глазах были поступок Нюры и она сама простая рабочая девушка, наивная, робкая. Разве она могла на это решиться? Никогда. Здесь какая-то ошибка.

— Скучаете, Лидочка? — спросил Багрецов, усаживаясь рядом и поднимая воротник светлого плаща. — Разрешите? Или Кучинского прислать для развлечения?

— Покою он вам не дает, только о нем и думаете.

— Не могу иначе. Жорка мне даже во сне снится. Закрою глаза, а он уже тут как тут: «Здорово, старик! Как поживаешь?» — Вадим откинулся на спинку и уныло добавил: — Раньше детям домовые снились. Счастливые ребята.

Лида в детстве дружила с Вадимом, делилась горестями и радостями. Почему бы сейчас не посоветоваться? Он никогда не воспользуется ее откровенностью для каких-нибудь своих целей. Болтать тоже не будет.

— Тимка спать пошел, — зажмурив глаза, лениво бормотал Вадим. — Любит он это занятие, и снится ему Стеша, а не Жорка.

— Послушайте, Вадим. Хоть на пять минут можете вы Кучи некого позабыть?

— Постараюсь.

Лида

спрятала руки в рукава и поежилась.

— Прохладно. Не знаю, как быть. — Очень странная история… Но если я попрошу, вы никому не скажете?

— Даже Тимке?

— Да.

Вадим нерешительно ответил, что это ему трудно, от Тимки он ничего не скрывает, но если Лида требует, значит так нужно.

Лида передала Багрецову разговор с Машей, свои наблюдения и наконец спросила — могла ли Нюра интересоваться техническим дневником или она действительно искала в нем что-либо похожее на интимные записки?

Запустив пальцы в свою курчавую шевелюру, Вадим молчал. Вряд ли Нюра осмелилась рыться в чужих тетрадях; но ведь Маша это не выдумала.

— Кучинский! — Вадим решительно тряхнул головой и, заметив удивление Лиды, пояснил: — Нюру не могли интересовать лабораторные записи. А Жорку? Почему бы и нет?

— Ну, знаете ли! — Лида всплеснула руками и собралась уходить. — Ваша ненависть к Кучинскому заходит слишком далеко. Это нечестно. И на вашем месте я поостереглась бы от подобных обвинений.

— Почему на моем месте?

— Потому, что все знают, как вы к нему относитесь. Да если бы Кучинскому нужны были технические сведения, записанные в моей тетради, он получил бы их без тайные посредников. Чего проще обратиться к Павлу Ивановичу. Потом, не забудьте, химией он не занимается. Она его не интересует.

— Значит, интересует кого-то другого, — спокойно заметил Вадим. — Жорка на все способен. Я видел, как он вертелся у Нюры под окном. Серенады ей пел. А она и уши развесила.

— Вот так логика! Смешно назвать ее женской. Детская логика! Нюра влюблена в Павла Ивановича, а не в Кучинского. При чем же тут серенады?

Вадим подумал, что здесь есть какая-то связь. А вдруг у Жорки и Нюры нашлись общие интересы? Конечно, это лишь подозрения, неясные, беспочвенные, на них ничего не построишь, но и отмахнуться нельзя.

Лида резко поднялась и протянула ему руку.

— До завтра! Одумайтесь, Вадим. Сейчас я жалею, что проговорилась. Теперь вы совсем загрызете бедного Жору.

Крепко пожимая ей руку, Вадим подавил вздох.

— Лидочка, простите, но, может быть, вы никогда больше не протянете мне руки.

— Стоит ли на вас сердиться?

— Пока нет, но завтра вы меня будете избегать.

— Почему завтра?

Багрецов посмотрел на освещенные окна кабинета Курбатова.

— Я должен предупредить его, пока не поздно. Значит, кто-то серьезно интересуется здешними работами. Надо остерегаться. Сегодня им понадобилась ваша тетрадь, завтра — что-нибудь другое…

— Вы смешны, Багрецов. И мне вас жалко. Хотите оклеветать Кучинского? Но вы этого не сделаете, потому что я не хочу. Я вам доверилась и выдала чужую личную тайну.

— Нет, Лидочка. Она не может быть личной. Это серьезное дело.

— А вы подумали о Нюре? Ведь я знаю, что в записях у меня нет ничего секретного, а девочка может пострадать.

— Уверен, что Нюра почти не виновата. Ее обманули.

— Кучинский, конечно?

Вадим кивнул головой.

Лида круто повернулась и сказала зло: