Избранные сочинения
Шрифт:
25. Может ли христианин думать о Боге там, где нет ничего от Бога? Может ли умиротворять свою душу, болея за возницу; учиться целомудрию, глазея на мимов? Больше того, ничто так не способствует соблазну, как нарядно разодетые мужчины и женщины. Уже то, что они за одних и тех же болеют, или спорят и бьются об заклад, зароняет к ним в душу искры похоти. Ведь главное, к чему люди стремятся, отправляясь в цирк, это — на других посмотреть и себя показать [264] . Когда голосит трагический актер, невозможно припомнить восклицания пророка; невозможно в памяти воскресить псалом, слушая изнеженные рулады флейты; глядя на кулачных бойцов, христианин не может утверждать, что нельзя отвечать ударом на удар [265] . Не сможет он учить милосердию, если с удовольствием смотрит на разъяренных медведей и панцири ретиариев [266] . Да избавит Бог служителей своих от желания участвовать в столь гибельных увеселениях. Сколь тяжек грех от Церкви Бога стремиться к церкви дьявола, «с небес, — как говорится, — в дерьмо» [267] ; руками, которые ты воздевал к Богу, в знак одобрения хлопать лицедею; устами, произносившими в храме «Аминь», рассуждать о достоинствах гладиатора; возглашать «Во веки веков» другому,
264
Ср. рассуждения Овидия (Наука любви I 89—228) о цирке как об идеальном месте для знакомств и ухаживаний.
265
См. Лук. 6:29.
266
Неверно: панцирь (spongia) носили гладиаторы, называвшиеся «самнитами» (ср. Ливии IX 40:3). «Ретиарии», вооруженные сетью и трезубцем, были одеты в одну тунику (см. Светоний. Калигула 30; Ювенал II 143; VIII 207).
267
Поговорка, цитируемая рядом позднейших церковных писателей (Otto § 282. Nachtrage 53; 97; 142; 263).
26. Не удивительно после этого, что дьявол легко овладевает неверными христианами: доказательством служит пример одной женщины, которая пошла в театр и возвратилась одержимая бесом. Когда нечистый дух был заклят и спрошен, зачем вошел в нее, он ответил: «Я не напрасно овладел ею; ведь я нашел ее у себя». Другой женщине после посещения трагедии приснилось льняное полотно с проклятиями актеру — исполнителю главной роли, и через пять дней та женщина умерла. Много есть других подобных примеров с людьми, отвергнутыми Господом за то, что на зрелищах общались с дьяволом, ибо никто не может служить двум господам (Матф. 6:24). Что общего у света с тьмою? (2 Кор. 6:14). Что общего у жизни со смертью?
27. Мы должны ненавидеть эти языческие собрания не только потому, что там хулится имя Божье, но и потому, что там заботятся о предании нас на растерзание львам, измышляют против нас гонения, насылают на нас соблазны. Что ты станешь делать, если тебя затянут в эту трясину нечестия? Людей, конечно, ты можешь не бояться (за христианина никто тебя не примет), но что о тебе подумают на небе? Пока дьявол свирепствует против церкви, ангелы, глядя с неба, внимательно примечают, кто произносил или слушал богохульство, кто речью и слухом служил дьяволу против Бога. Так неужели ты не сбежишь от твердыни врагов Христовых, от этой обители пагубы, где удушлив сам воздух, зараженный нечестивыми голосами? Допустим даже, что зрелища приятны, забавны, а некоторые из них даже благопристойны. Но ведь яд никто не подмешивает к желчи и чемерице, а только к изысканным, тонким лакомствам. Так поступает и дьявол: он прячет смертельный яд свой в яствах самых приятных и лакомых. Поэтому все, что в зрелищах кажется доблестным, благородным, сладкозвучным, утонченным, ты должен принимать за мед, отравленный ядом, и не столько ценить сладость его, сколько помнить о сопряженной с нею опасности.
28. Пусть слуги дьявола наслаждаются его яствами, пусть ходят на зрелища, когда хозяин приглашает их. Для нас не наступило еще время празднеств. Мы не можем веселиться с язычниками, потому что и они не могут веселиться с нами. Каждому своя доля: они теперь в радости, а мы в печали. Мир возрадуется, — сказал Он, — вы же печальны будете (Иоан. 16:20). Будем вздыхать, пока язычники радуются, дабы и нам возрадоваться, когда они станут вздыхать. Остережемся теперь веселиться с ними, чтобы не плакать, когда они восплачут. Ты слишком изнежен, христианин, если ищешь в этом мире удовольствий, а точнее, глуп, если считаешь их удовольствиями. Некоторые философы считают блаженством покой и безмятежность: в ней они находят радость, ей предаются и ею гордятся. А ты у меня тоскуешь по скачкам, театру, борцовским схваткам и гладиаторским боям. Ты, пожалуй, скажешь: «Мы не можем без радостей жить, потому что должны с радостью умереть». — Но разве не дали мы с апостолом обет уйти из этого мира и соединиться с Христом? (ср. Филипп. 1:23; 2 Кор. 5:8). В исполнении обета и состоит наша радость.
29. Ты и теперь не согласен отказаться от удовольствий? Почему ты столь неблагодарен, что не хочешь признать удовольствий, которые создал Бог и которых достаточно для удовлетворения твоих желаний? Что может быть отраднее, чем обретение Бога–Отца и Господа, чем познание сокровенной истины, сознание заблуждений и взамен — прощение всех грехов? Есть ли удовольствие большее, чем отвращение к самому удовольствию, чем презрение к этому миру, чем подлинная свобода, чистая совесть, скромная жизнь и бесстрашие перед смертью? Есть ли большее наслаждение, чем попирать языческих богов, изгонять бесов, исцелять, просить откровений, и наконец жить для Бога? Вот наслаждения христиан, вот их зрелища, святые, вечные и бесплатные! Вот твои колесничные гонки: по этой дороге ты должен мчаться, считая мгновения и пройденные круги, не сводя глаз с конечной цели, отстаивая честь болеющей за тебя церкви, под знаменем Бога, по сигналу трубы его ангела, стремясь к славной пальме мученичества. Если тебя увлекает литература, то у нас, христиан, достаточно своих книг, стихов, изречений, славословий и песнопений, и притом истинных, а не лживых; простых, а не поэтически изощренных. Ты ищешь кулачных боев и борьбы? И этого у тебя предостаточно. Взгляни, как целомудрие повергает наземь бесстыдство, вера одолевает неверие, милосердие побеждает жестокость, и смирение берет верх над своеволием. Таковы наши состязания, на которых нас венчают победным венком. Если же ты хочешь и крови, то есть у тебя кровь Иисуса Христа.
30. А какое зрелище ждет нас вскоре — пришествие Господа, уже всеми признанного, торжествующего, справляющего триумф! Каким будет ликование ангелов, какова слава оживших святых, каково царствие праведных, каков, наконец, новый Иерусалим! А потом будут и другие зрелища: день последнего, окончательного суда, в который язычники не верят и над которым смеются, когда вся громада обветшавшего мира и порождений его истре–бится в огне (ср. 2 Петр. 3:10)! Это будет пышное зрелище. Там будет чем восхищаться и чему веселиться. Тогда–то я и порадуюсь, видя, как в адской бездне рыдают вместе с самим Юпитером сонмы царей, которых придворные льстецы объявили небожителями. Там будут и судьи — гонители христиан, объятые пламенем более жестоким, чем свирепость, с которой они преследовали избранников Божьих. Будут посрамлены и преданы огню со своими учениками мудрецы и философы, учившие, что Богу нет до нас дела, что души или вовсе не существуют, или не возвратятся в прежние тела. Сколько поэтов вострепещет не перед Миносом и Ра–дамантом [268] , но пред судом Иисуса Христа, в которого они не хотели верить! Тогда–то мы и послушаем трагических актеров, голосисто оплакивающих собственную участь; посмотрим на лицедеев, в огне извивающихся, как в танце; полюбуемся возницей, облаченным с ног до головы в огненную красную ризу; поглазеем на борцов, которых осыпают ударами, словно в гимнасии. Но с еще большим удовольствием погляжу я на тех, кто свирепствовал против Господа. «Вот он, — скажу я, — сын плотника
268
Минос наряду с адамантом и не упомянутым здесь Эаком — владыка мертвых и верховный судья в загробном царстве (см. Гомер. Одиссея XI 569; Платон. Горгий 526 с; Страбон X 4:8). Ср. прим. 50 к трактату «К язычникам».
269
История с огородником по другим источникам не известна.
Об идолопоклонстве
Пер. с лат., общ. ред. и сост. А.А. Столярова
1. Идолопоклонство — главное преступление рода человеческого, наивысшее прегрешение мира, единственная причина Страшного Суда. Ибо всякое иное преступление может быть отнесено к особой разновидности и подлежит суду под своим именем, в случае же идолопоклонства совершаются все преступления одновременно. Отбрось же определения, смотри прямо в суть деяния! Идолопоклонник—тот же убийца. «Кого убил он?»— спросишь ты. Суть преступления, в котором мы его обвиняем, в том, что он убивает не постороннего, не противника, а самого себя. Из какой засады? Из засады своего заблуждения. Каким оружием? Оскорблением Бога. Сколькими ударами? Столькими, сколько раз совершается идолопоклонство. Тот, кто отрицает, что служащий идолам — убийца, отрицает и то, что он осужден на гибель. В служащем идолам следует признать также прелюбодея и развратника. Ибо тот, кто служит ложным богам, несомненно является прелюбодеем в отношении истины, ибо всякая ложь есть прелюбодеяние. Так же точно он погружен в разврат. Действительно, разве тот, кто призывает себе на помощь нечистых духов, не оказывается вместе с ними повинным в мерзости и разврате? Ведь и Священное Писание употребляет именно слово «разврат», когда порицает идолопоклонство. Полагаю, что мошенничество имеет место тогда, когда либо берут чужое, либо не возвращают долга, причем мошенничество, совершенное в отношении человека, — весьма тяжкое преступление. Но идолопоклонник совершает мошенничество в отношении самого Бога, отказывая Ему в причитающихся почестях и отдавая их другим, так что с мошенничеством здесь соединяется оскорбление. А поскольку как мошенничество, так и разврат с прелюбодеянием влекут за собой смерть, то идолопоклоннику не удается избежать также и обвинения в убийстве.
После столь губительных, столь вредоносных для спасения преступлений идолопоклонства остальные его проступки существуют до некоторой степени обособленно. Есть в нем и мирское вожделение — ибо какое же торжество идолопоклонников обходится без пышного убранства и украшений? Присутствуют здесь и разнузданность с опьянением, когда потребляются обильные яства — и ради утробы, и похоти ради. Есть в идолопоклонстве и несправедливость. Ибо есть ли что более несправедливое, нежели не знать самого Отца справедливости? Присутствует в идолопоклонстве и безумие, поскольку весь разум в нем погружен в безумие. Есть в идолопоклонстве и ложь, ведь вся его сущность— ложь. Так вот и получается, что все преступления одновременно обличаются в идолопоклонстве, и само оно уличается во всех преступлениях. Но можно подойти к этому делу и с другой стороны. Именно, поскольку все преступления противны Богу, а ничто направленное против Бога невозможно без участия демонических сил и нечистых духов, которым и принадлежат идолы, то несом–ненно, что всякий преступник совершает идолопоклонство. Ведь он совершает то, что свойственно делать и обладателям идолов.
2. Однако распустим все преступления по их собственным вотчинам и рассмотрим идолопоклонство как таковое. Довольно и этого враждебного Богу имени, тучного пастбища греха, пустившего столько ветвей, распространившего столько побегов, что к нему следует обращаться, используя как можно более обширный материал, чтобы на нем показать, насколько разнообразны опасности, подстерегающие нас на необъятном пространстве идолопоклонства. Ибо оно в состоянии разнообразными способами губить рабов Божьих не только вследствие их неведения, но и посредством собственного коварства. Многие так и полагают, что идолопоклонство состоит лишь в воскурении или заклании и принесении в жертву, либо в обязательствах, взятых в отношении каких–либо храмов или жрецов. Это все равно что считать прелюбодеяние состоящим в поцелуях, объятиях и самом плотском соитии, а убийство—лишь в пролитии крови и исторжении души. Но насколько шире смотрит на это Господь, определяя прелюбодеяние и через вожделение, — если кто смотрит с похотью и тем воспламеняет свою душу. Убийством же Он считает также и злословие с поношением, а также гневливость и небрежение братской любовью. Так и Иоанн учит, что ненавидящий брата есть убийца (1 Иоан. 3:15). Но незначителен был бы злой умысел дьявола и непритязателен Бог в своем требовании нашего послушания, которым Он нас вооружает против уловок дьявола, если бы в нас осуждались только такие поступки, которые осудили уже язычники. Каким образом наша справедливость превзойдет справедливость книжников и фарисеев, раз того требовал Господь, если мы не увидим, как много неправды противостоит Ему? А если источник неправды—идолопоклонство, то прежде всего нам следует вооружиться против всей его рати, усматривая идолопоклонство не только в явных его проявлениях.
3. Некогда идолов не существовало. До тех пор, пока не появились в изобилии творцы этих чудовищ, существовали только храмы с пустыми помещениями, следы чего можно видеть и ныне в некоторых древних святилищах. И все же идолопоклонство практиковалось, если не по имени своему, то по делам. Ведь и сегодня ему можно предаваться и вне храма, и без идола. Но когда дьявол ввел в мир творцов статуй, картин и изображений всяческого рода, тогда–то и получило от идолов свое название это в то время новое, а впоследствии распространившееся бедствие рода человеческого. С тех пор источником идолопоклонства стало всякое искусство, каким бы образом оно ни создавало своих идолов. Ведь безразлично, вылепил ли их скульптор, вырезал ли резчик или выткал вышивальщик, потому что нет разницы, создан ли идол из гипса или посредством красок, из камня или бронзы, из серебра или ниток. Поскольку идолопоклонство совершается и без идола, то когда идол уже наличествует, безразлично, из какого он вещества и каков по форме, так что пусть никто не полагает, что идолом следует считать лишь освященное человеческое изображение. Следует здесь истолковать само слово. <…> по–гречески означает «картина», отсюда происходит уменьшительное <…>, как у нас от «картины» происходит «картинка». Поэтому всякую картину или картинку, что–либо изображающую, следует считать идолом. Идолопоклонство же—это всякое служение, всякое угождение идолу. Поэтому создатель любого идола повинен в одном и том же преступлении, а вина служащего идолу народа не становится меньше, если он освящает для себя статую не человека, а бычка.