Избранные записи
Шрифт:
Два дня назад побывал в селе Сиволож Черниговской губернии. В начале двадцатого века мой прадед, Василий Петрович Гришковец, будучи ещё совсем юным, вместе с родителями, братьями и сёстрами покинул село и отправился на заработки в Алтайскую губернию, откуда уже один, без родственников, перебрался в Анжеро-Суджинск, где работал на шахте и встретил мою прабабушку Таисию Петровну Шарапову, и уже вместе они переехали в Щегловск, ныне Кемерово. Дед мой родился в девятнадцатом году, а прадед умер в двадцатом. Так что я практически ничего не знаю о том, какой он был человек. Но село, откуда происходят мой род и моя фамилия, мне очень хотелось посетить.
В Черниговском архиве сведения о Гришковцах, моих предках,
Добирались мы из Киева до Сиволожа довольно долго. Друзья для такой поездки выделили мне ни много ни мало «Хаммер», и хорошо сделали, потому что от трассы до села дорога либо плохая, либо условная. Друзья также успели предупредить о моём приезде сельское руководство, и от трассы нас сопровождал сельский руководитель (не могу понять, какая у него должность), без которого мы вряд ли нашли бы Сиволож.
На меня, конечно, сильное впечатление произвела поездка. Село печальное, совсем не похожее на зажиточные южно-украинские деревни. Дома, заборы, подворья – всё напоминает сибирские поселения. Такие же небольшие пятистенки, такая же форма окон и крыш, только старенькие заборы покрашены в более весёлые цвета. Многие дома если и не брошены, то находятся в совсем уж плачевном состоянии. Живёт здесь 721 человек, а в сельской школе всего 55 учеников, в том числе дети из соседней деревни. Но Гришковцов в селе много.
Говорят в Сиволожах на украинском языке, точнее на суржике, потому что грамматика ближе к русской. То есть я понимал Гришковцов вполне свободно, а вообще-то, когда говорят на правильном украинском, понимаю мало. В центре села сохранилась старинная церковная ограда – единственное, что осталось от прежних времён. Деревянной церкви, которая раньше стояла за этой оградой, давно нет. На её месте двухэтажная школа – пожалуй, самое чистое и аккуратное строение во всём селе. Возле школы меня встречали дети с воздушными шариками и хлебом-солью, их, видимо, долго продержали на улице и они были замёрзшие и явно недоумевающие: кто это приехал? Хотя, как выяснилось позже, после того как мои друзья сообщили сельскому руководству о моём визите, разговоров в селе было много, и некоторые даже посмотрели в интернете, что я за гусь. А я не знал, что меня будут встречать, и приехал без подарков. Ужасно неудобно, но я как-нибудь это исправлю.
Побывал в сельской библиотеке, в нетопленом деревянном доме, где даже портрет Тараса Шевченко выглядел каким-то замёрзшим. В библиотеке, мне сказали, шесть тысяч книг, но, судя по полкам у входа, на которых стоят самые популярные, и в украинской глубинке победили Донцова с Марининой.
Машина, на которой я приехал, произвела большее впечатление на селян, чем я сам. Они над ней посмеивались или сдержанно улыбались, глядя как на диковинку. Меня провезли по всему селу, показали дома и дворы, в которых живут Гришковцы. Ехал мимо мужик на телеге, мне сказали: «Вон тоже Гришковец». Я впервые общался с однофамильцами… и конечно же, многие из них приходятся мне дальними-дальними родственниками.
Когда стемнело, меня пригласили отужинать. Маленький банкет состоялся в крошечном кабинете довольно большой сельской столовой. Почему в кабинете? Да просто это единственное отапливаемое помещение. Накормили обильно, пили отличную самогонку. Уезжал из Сиволожей хмельной, растерянный, запутавшийся в ощущениях и переживаниях и уверенный, что непременно приеду ещё и хочу приехать с детьми. Не знаю почему. Время в Сиволожах остановилось где-то между 1975 и 1985 годами.
Вокруг села бесконечные идеально ровные поля и огромные лесные угодья. Пейзаж очень похож на алтайские и притомские, привычные с детства виды. Может, именно поэтому мои предки остановились именно там. Кто знает.
7 декабря
…Самым
Последнее своё школьное лето я провёл в Жданове в 1983-м и с тех пор до позапрошлого года ни разу здесь не бывал. Почти два года назад я приехал уже в Мариуполь и понял, что Жданов и Мариуполь – совсем разные города. В Жданове было много роз, он был довольно чистым, по нему ездили новые чехословацкие троллейбусы, а бордюры и деревья были побелены. Мариуполь же – мрачный город. Если помните, в знаменитом фильме «Маленькая Вера» фигурирует некий мрачный, беспросветный промышленный город у моря. Так вот, фильм снимался в Мариуполе. Когда смотрел, удивлялся, как можно было так запечатлеть город, в котором я видел столько радостного…
Я опасался, что в Мариуполе не найдётся достаточно зрителей, которые захотят посмотреть мой спектакль, опасался напряжённой атмосферы в зале, опасался, что, очевидно, трудная жизнь, какой живёт город, не позволит людям найти силы для художественных впечатлений…
Я сильно волновался перед спектаклем ещё и потому, что в Ждановском драмтеатре часто бывал ещё ребёнком, а потом мальчишкой. И даже смотрел там спектакли кемеровского театра имени Луначарского, который приезжал на Азовское море на гастроли… Волнение напрасным не бывает. Видимо, оно придало спектаклю особое звучание. И может быть, именно поэтому он прошёл на удивительной ноте. Я видел много наполненных слезами глаз да и сам едва удерживался от слёз.
Довольно долго добирался потом до Донецка. Выпил с другом водки и поехал. Виталик – единственный оставшийся в моей жизни человек из того моего детства. Мы долго переписывались и в детские годы, и даже когда служили, он – в армии, я – на флоте, обменивались редкими, но какими-то важными письмами. Когда мы были далеко, он частенько помогал бабушке.
Он, конечно, ждал моего приезда. Жена наготовила еды, два уже взрослых сына нарядно оделись. Я понимаю, для него мой приезд – весьма значительное и даже волнующее событие. Он почти нигде не побывал, всю жизнь работал на заводе Ильича… А посидеть мы смогли недолго, потому что вечером опустился такой туман, какой я видел только на Дальнем Востоке да и то всего несколько раз. Были опасения, что закроют трассу. Пришлось ехать… И вот остались в памяти быстрые, краткие тосты, торопливые слова, которые так хотел сказать Виталик, но от волнения и спешки, видимо, сказал не то, не так или вовсе не сказал… Долго я ехал сквозь туман, хмелел от выпитого на посошок, потом, наоборот, трезвел… А вокруг был туман, туман… «Вот так и живём, так и живём. В тумане да на ощупь», – бормотал я сам себе, досадуя на обстоятельства и сердясь на себя за то, что не смог уделить достаточно времени тому, кто этого больше всего хотел… Да и сам я хотел того же.