Избранный. Печать тайны. Бездна Миров
Шрифт:
– Кофе слишком крепкий не находишь? Ты до сих пор берешь зерна у окраинных купцов? Я вот разочаровался в прежних торговцах.
Фарел вновь одарил Хелса испепеляющим взглядом и тот осекся.
– Может ты все таки расскажешь, что случилось? – он видел как руки комиссара, вцепившись в трубку, дрожали.
Хелс взглянул на толстяка, желая перехватить его взгляд. Но Фарел, так и не подняв глаз, рухнул в кресло и уставился на картину, висевшую на стене. Стоявшие на столе кружки звякнули, на белоснежную скатерть пролился черный кофе, впитавшись в таинственный узор дорогого южного материала. Хелс, не обращая на это внимания, повторил вопрос, теперь настойчивей. Он чувствовал напряжение волнами исходившее от друга – Фарел несколько раз замирал в нерешительности, не в силах начать. Вскоре он собрался,
– Мне нужны бойцы Хелс, двое, – глаза Фарела бегали по столу.
– Что случилось Фарел? – спросил Хелс, внимательно рассматривая друга.
Фарел затянулся, выпустил густой дым и ответил неожиданно резко.
– Я что, на допросе? Сейчас я твой покупатель, ты продавец. Ты всегда допрашиваешь своих покупателей?
Хелс прикусил губу, но решил не отступать. Было бы глупо вот так просто растерять позиции.
– Вообще-то всегда… Допрашиваю. И еще одно – для посетителей мы сегодня закрыты, для друзей нет.
Фарел закивал. Поднял руку и потряс в воздухе указательным пальцем.
– Хорошо. Вчера случился неприятный инцидент. Все! – выпалил он.
– Какой, я думаю, нет смысла спрашивать? – спросил Хелс.
Фарел промолчал.
– Ладно, Фарел, воля твоя и проблема, конечно же, тоже, – он почувствовал, как у комиссара под столом затряслась нога. – Я бы рад тебе помочь, но, извини, не могу. Дело в том, что все бойцы разобраны. Все до едина.
Реакция Фарела была неожиданной. То ли от его слов, то ли по неизвестной Хелсу причине, Фарел вскочил со стула, схватил пепельницу и запустил ей в открытую форточку.
– Чертова птица! – Проорал он.
За окном прямо в этот момент пролетала ворона.
ГЛАВА 2
***
Главная площадь столицы Эвереста от края до края заполнилась народом. Пестрели дорогими шелками расположенные вдоль домов стенды с уютными навесами, в которых еще с утра заняли свое место богачи, смело отдавшие по пять золотых за подобное удовольствие и комфорт. Играл духовой оркестр, а в центре площади на высоком помосте стояла сцена, на которой велись последние приготовления. Среди богачей можно было заметить лиц влиятельных и важных. Это были директора, купцы, почетные старцы, начальники и прочая знать, величавшаяся в простонародье «высшим светом». Выходцы из этих кругов занимали первые ряды во всех церемониях и представлениях, пытаясь насытить свою несоизмеримую жажду развлечений и безграничного пафоса. Чуть вглубь сидели лица менее значительные, но от этого не менее примечательные, владельцы таверн и магазинчиков вперемешку с учредителями мелких предприятий и кооперативов. Ну и на последних, третьих и четвертых рядах сидели работяги без собственных капиталов, но с чистой совестью – директора школ, аптек, гильдий и многих других организаций, где работали честные люди с окладом каких-нибудь тридцать золотых. Все четыре ряда, расположенные под занавесом были заметно выдвинуты к центру площади, сцене и никого не заботило, что навесы могли просто-напросто мешать смотреть выступления другим людям – огромному количеству люда из низов рабочего класса, беднякам, закрывая плотным материалом куски сцены. Естественно для обычных мужичков с женами не было предусмотрено мягких скамей и прохлады навесов, и люди сбившись в плотную единую массу, собирались провести все выступление на ногах, в толчее и дискомфорте, наблюдая за представлением с почтительного расстояния. Самые проворные из них – в основном подростки, залезли на крыши домов и уже оттуда наблюдали за площадью, остальные же довольствовались подоконниками и узкими проходами меж домами, поочередно влезая друг другу на плечи, дабы расширить свой кругозор и посмотреть чего интересного, коли будет.
Вся площадь окуталась пеленой неразборчивого галдежа. Кто-то смеялся и шутил, кто-то просто разговаривал, очевидно, обсуждая последние новости, кто-то молчал, а озорные мальчишки, освоившие крыши домов играли в кости, будь то не центральная площадь столицы, а кабак на окраине. Все сливалось в единый шум. Могло показаться, что сегодня в Балуме проходила ежегодная ярмарка развлечений. Сцена, гудящая разношерстная
Но были здесь и те, кто разительно выбивался из общей массы. Некоторые женщины, завернувшись с головой в платки, прятали свои лица, пытаясь скрыть слезы, будто предчувствуя беду. Некоторые мужчины склонив голову на грудь.
Когда на деревянный, помост вбежал глашатай, все затихли, желая послушать, что объявит звучный голос. Глашатай, дождавшись полной тишины, вскричал, высоко задрав подбородок.
– Славный народ могучего Эвереста, мы…
Глашатай принялся зачитывать выученный текст, в то время как на площадь въехала конница. Кованные железом копыта размеренно и в такт стучали по вымощенной плиткой земле, а могучие жеребцы ничуть не смущались веса наездников в полном обмундировании и с огромными пиками в руках. Животные, повинуясь воли своих наездников, располагались плотным кольцом вокруг площади и нетерпеливо фыркали, задирая морды с серебристыми гривами. Грозные пики всадников смотрели вниз.
На крыши домов искусно взобрались лучники, особо не церемонясь, разогнав детей и бродяг, которые, подбадриваясь звучными подзатыльниками охраны и крепким словцом, прыгали вниз, порой бросая на крыше кости. Стрелки замерли, готовые в любой момент пронзить безжалостной стрелой наглеца.
– Сегодняшнее собрание на центральной улице города… – продолжал глашатай заранее подготовленную речь.
Первыми на помосте появились инквизиторы. На сцену ложились вязанки дров и хвороста, тут же формируясь в кучку для костра. Сюда же доставлялись каменные блоки для ограждения будущего пепелища. Народ с нетерпением ждал, пропуская кусками предложения речи глашатая. Все осматривались по сторонам, нетерпеливо маясь ожиданием. В толпе пошел шепот: «Казнь».
Глашатай сделал паузу, заставляя людей притихнуть. Он неторопливо свернул свиток с речью и, выведя народ на нужную кондицию, заорал.
– Славный народ Эвереста! Встречайте своего короля!
Толпа охнула, и единый выдох подхватили звуки фанфар, вновь ожившего оркестра. И стар и млад – весь народ хлопал стоя на ногах. В воздух взметнулись шапки, когда на площадь потянулись офицеры королевской охраны. Капитан, перекинувшись фразами с главой городских сил, разместился на сцене, окинув взглядом толпу. По его сигналу сцену окружили офицеры. К площади вел живой коридор, окрашенный блеском металла доспех и оружия. На стальных кирасах офицеров королевского полка играли солнечные зайчики. Капитан городской стражи подал оркестру сигнал, и музыка оборвалась так же неожиданно, как и заиграла. Народ опустился на колено. Кто-то, нарушая принятый обычай, искоса посматривал на королевскую аллею, откуда должен был появиться владыка.
Над площадью зависла тишина…
Цок-цок-цок-цок. Стук копыт эхом разнесся по главной площади. С секунду все прислушивались. Взгляды людей вопреки обычаям впились в аллею и когда на вымощенной искусно обработанным камнем полоске земли появились три великолепных жеребца…
– Ур-а-а-а-а-а! – взревел народ.
Толпа приветствовала повелителя. Многие из присутствующих видели владыку впервые и поэтому с трудом сдерживали свое волнение. Некоторые люди в толпе рабочих и бедняков, пустились в пляс. Юноши, засунув пальцы в рот, оглушительно свистели, за что впрочем, сразу получали крепкого тумака от стражи. Люди, расположившиеся под навесами, сдержанно хлопали, дабы соответствовать своему положению в общественных кругах.
Король ехал на черном породистом скакуне. Могучие плечи укрывала шелковистая мантия, расшитая золотом, свисавшая до самой земли. Мантия была также черной – символ скорби и траура. Голову поверх шлема украшала корона, покрытая драгоценными камнями. По левое плечо владыки на отличном скакуне скакал герцог – брат короля, также облаченный в черную траурную мантию, но с пурпурной полосой через плечо. Третьим наездником на шикарном белом жеребце был военный советник императора – Толен, чье суровое лицо, изрезанное шрамами украшали живые глаза. Но сегодня взгляд Толена был потуплен, глаза полные грусти смотрели вниз…. Возможно эмоции на лицах его спутников скрывали шлемы с опущенными забралами, но таков закон. Народ не должен видеть лицо своего владыки. Все трое были одеты в великолепные мифрильные доспехи работы лучших гномьих мастеров.