Избыток подсознания
Шрифт:
— А маменька-то что сказала?
— Да что маменька, засмеялась только и говорит: «Вольно ж сыну моему в день ангела делать все, что захочется!» И дальше танцевать пошла — у нее все вальсы расписаны, разговаривать ей недосуг.
— А гранд-маман теперь что сделает?
— Недели две с маменькой разговаривать не будет! А той этого только и нужно, дня не проходит, чтобы они не поссорились.
— Бедный папенька ваш, как же ему с ними трудно!
— Да нет! Он из присутствия вернется, отобедает и говорит: я работать, дорогие мои, должен, так что прошу не беспокоить. В кабинете запрется — только его и видели!
Ольга Штольц рассмеялась:
— Ох, Лизанька, счастливые вы — все балуют и никто не строжит. У нас бы
Ах вот оно что! Вот тут-то Нюта все и поняла. Фотографические карточки! Не так давно на ее собственные именины ездили они с маменькой и папенькой на Невский проспект, в фотографическое ателье Иоганна Карловича Метте. Все утро наряжались (особенно маменька: целый час ее в карете дожидались). А когда зашли в ателье, Нюте сказали, что скоро вылетит птичка. Правда, потом оказалось, что птички не будет, а только искры вспыхнули с шипением так, что Нюта вздрогнула, испугавшись, но все равно ей понравилось — и белая с позолотой мебель, и бархатные занавеси, и сам Иоганн Карлович, колдовавший под черной тряпкой в огромном деревянном полированном ящике. А карточка эта в рамке сейчас на стене в гостиной висит.
А недавно приезжал маменькин младший брат — молодой дядя Буша. Он очень умный, в круглых блестящих очках и все-все знает. И рассказывал, что самая новая мода — это приглашать фотографического мастера на балы, дабы запечатлеть все празднество целиком. Маменька тогда удивлялась — как такой большой аппарат привезти, а дядя Буша сказал: «Большой и не нужен, потому как теперь есть размер „пти“, специально для вояжей».
Вот, значит, что! Вечером беды не миновать. Маменька до ночи в обморок падать будет и плакать, потому что опять у Томиных — новшество самое модное, а папенька — извиняться и утешать.
А тем временем Дарьюшка привела абсолютно счастливого Илюшу, смотревшего на Мадю неотрывно и с таким обожанием, что Нюта даже обиделась: еще недавно, на осеннем балу, они тайно поклялись друг другу в вечной верности! Маленький Мишенька бежал за ними, явно что-то канюча и не слушая никаких возражений. После недолгих пререканий между братьями (победа явно осталась за младшим) Дарьюшка подвела обоих к Магдалине, и они чинно встали по обе ее руки, а точнее — по оба крыла, ровно перед черноусым французом, который начал колдовать что-то в своем аппарате, не умолкая ни на минуту. Шипение, треск, фейерверк искр, блики озаряют бледное личико Мади и совершенно счастливые мордочки братцев Томиных.
И тут Нюточка не выдержала. Она ринулась к черноусому и, присев в вежливом реверансе, быстро проговорила по-французски: «Месье, сделайте мне тоже, пожалуйста, фотографическую карточку с ангелом». И, мгновенно оттеснив кузенов Томиных, встала рядом с Мадей, молясь, чтобы француз полыхнул своим огоньком до того, как опомнится маменька и велит Коре немедленно оттащить ее от аппарата. Шипение, треск, искры — и в дыму улыбающееся лицо черноусого произнесло: «Фотокарточки для мадемуазель будут доставлены на дом».
А дальше произошло то, чего и следовало Нюте ожидать. Няня Корина, вся бледная, подошла и сказала, что они срочно вынуждены уехать домой. Маменьке неожиданно стало дурно, да настолько, что ей немедля надлежит лечь в постель.
Медленно тянется чинный семейный обед. Маменька страстно соблюдает этикет, даже в самых неподходящих для этого условиях. В путешествиях, на даче, где бы то ни было, всегда и всюду — полная сервировка, серебро и хрусталь, свежие розы, крахмальные салфетки с вышитыми гладью вензелями-монограммами — причудливо вплетенными в узор заглавными «К». Нюта, которой положено в это время играть у себя и не мешать взрослым, тихонечко прокрадывается в коридор и занимает позицию в темной нише на старинном резном дубовом сундуке. Очень удобное место: с одной стороны, слышно, что взрослые говорят
Сегодня разговор у взрослых и вовсе неожиданный и странный.
Маменька: «Искать нужно фамилию из прервавшегося рода, но непременно дворянскую, и чтобы не было сомнений в том, что семья исконно русская».
Папенька: «Шшш… Тише, дорогая, прислуге об этом знать нет необходимости!»
Маменька (раздражаясь и повышая голос): «Господи, ну за что мне все это! Почему я не вышла за графа Томина! Вы разбили мое сердце, Николя, украли мою молодость, и ничего, кроме попреков, я от вас не вижу! А теперь еще и жизнь моя под угрозой, по вашей милости!»
Папенька: «Но, дорогая, кто же знал! Кто же мог знать! Ведь всегда в фаворе были уроженцы немецких земель при российском дворе! И карьера моя была бы неминуемой, если бы не война и народные волнения!»
Маменька: «Нас растерзают, расстреляют, ограбят!.. Теперь, когда иностранцев так ненавидят…» Ее голос прерывается судорожными всхлипываниями.
Затем — тишина. Только чинно звякают серебряные вилки и ножи о края драгоценных севрских фарфоровых тарелок.
Муська-худая, сосредоточенно сопя, исследовала содержимое найденного чемоданчика. То и дело слюнявя пальцы, она перебирала фотокарточки, коих тут оказалось немало. Но вот только добычи настоящей было — пшик! В основном черно-белые любительские карточки каких-то людей, неустанно тиражировавших свои образы. Но кое-что все же нашлось. Те самые, картонные старинные прямоугольнички с красивыми надписями и нарядными людьми. На одной — представительный солидный мужчина, с усами, в военной форме и при орденах. Явно немалых чинов дядя. На другой — моложавая дама в умопомрачительной шляпе и с затянутой тонюсенькой талией. На плечи небрежно накинута чернобурка, у горла — камея драгоценная и такие же серьги. Лицо надменное, губы поджаты в ниточку, глаза горят.
«Ну и стерва, должно быть! — подумала Муська. — Одно слово — богатейка!»
А вот и семейный портрет — солидный господин, злобная мадам и маленькая круглоглазая девчушка в белом пышном платьице с огромным бантом в кудрявых волосах, прижимающая к груди нарядную куклу с улыбчивым фарфоровым личиком. Фотографии этой девочки в разных платьицах попадались и еще, и, казалось бы, ничего особенного они из себя не представляли, но какое-то смутное чувство закопошилось в Муськином сознании. Разглядывая карточки не особенно внимательно, Муська отделяла старинные от просто старых, как вдруг рука ее дернулась, возвращая к глазам очередной картонный прямоугольничек. На этой небольшой фотографии были запечатлены две улыбающиеся маленькие девочки. Одна из них — та же, круглоглазая, что и на всех предыдущих фотокарточках. Только тут она была особенно нарядно одета и красиво причесана. А вот другая… Худенькая и бледная, с прозрачными глазами, длинными светлыми волосами, она была словно ангел с рождественской открытки, а за спиной у нее виднелись настоящие ангельские крылья…