Издалека (Ралион 4)

Бояндин Константин Юрьевич

Норруан наложил пропитанную клейким составом тонкую полоску прозрачной бумаги поверх разрыва и осторожно пригладил. Подул, чтобы клей быстрее высыхал. Спустя полминуты страница была… не как новенькая, конечно, но во, всяком случае, целая.

— Маги бывают разные, — ответил он, наконец. — В Зивире я могу многое, — он положил ладонь на страницу, — но именно поэтому пользуюсь своими талантами крайне осторожно. А в… — он запнулся и запрокинул голову, словно фраза только что выскочила из головы.

— Ты был где–то ещё? — спросила ворона, перелетев на стол. — Помнится,

ты говорил что–то про подземелья замка, и про…

— Подземелья, — выговорил Норруан и слабый, но явственный гул послышался изнутри книги — словно ею было прикрыто окно, за которым бушевала гроза.

Лёгкий ветерок коснулся лица. И Норруан, и ворона склонились над томом, не веря своим глазам. Ветер становился всё сильнее и прохладнее. Страницы вздрогнули и принялись перелистываться сами собой. Норруан протянул было руку, но ворона предупреждающе каркнула и спрыгнула прочь.

Норруан вскочил и сам, едва не споткнувшись об упавший стул.

Вихрь пронёсся над книгой; им обоим показалось, что со страниц ссыпаются буквы, слетают серой пылью иллюстрации; бумага светлеет с каждой секундой и непереносимо сильный запах грозы наполняет кабинет.

Оглушительно громыхнуло где–то совсем рядом — так, что Норруан закрыл уши ладонями, а ворона спряталась под ближайшее кресло.

Ветер, уже ослабевающий, перелистал страницы в обратном порядке… они были девственно чисты и совершенно целы. Норруан осторожно подошёл поближе и пригляделся. Абсолютно новая бумага — прочная, гладкая, выбеленная. Крохотные искорки время от времени пробегали по странице — словно стайка воробьёв, спасающихся от хищника.

— Ну, положим, видел я и более… — начал Норруан, как вдруг осёкся, вздрогнув от неожиданности. Морни выбралась из–под укрытия и, шумно хлопая крыльями, устроилась у него на плече. Норруан не возражал.

Взор его не оставлял первой страницы книги — ныне книги пустой, ненаписанной, чистой. Там, рождаясь под пером невидимого писателя, возникали слова — собираясь из древнего алфавита Зивира, которым некогда делались надписи на дорожных столбах, а ныне — записи в особо ценных документах, читать которые полагалось не всем.

— Не может быть! — прошептал Норруан, придвигая, не глядя, стул поближе и усаживаясь на него.

Его удивление можно было понять. Первые же строки, что возникли перед ним из ниоткуда, гласили:

«Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал…»

* * *

Монах стоял, не шевелясь, посреди зала, уставленного книжными шкафами, и терпеливо ждал, пока появится тот, чьи шаги он давно уже слышал. Судя по шагам, их обладатель был немолод, опирался при ходьбе на палку и явно не ожидал здесь никого увидеть.

Когда тот появился, Унэн тихонько вздохнул. От облегчения. Никакое это было не чудовище — пожилой человек, вероятно, сторож этого места, хранитель или как он мог ещё называться. Спешит поглядеть, что тут за шум. Да и понятно: лично он, Унэн, устроил тут не так давно (не так давно? — переспросил внутренний

голос) некоторый беспорядок. Вот только как к нему…

— Это ещё что! — воскликнул старик сердито и набалдашник его трости вспыхнул тёплым оранжевым свечением. — Как вы сюда попали, любезнейший? — он уверенно подошёл поближе и осветил лицо нежданного гостя. — О боги трёх морей! — воскликнул он испуганно, отшатываясь.

Унэн прикусил язык — с губ его едва не сорвалось предположение относительно упомянутых трёх морей. Должно быть, он видит меня в истинном облике, подумал он, скрипнув зубами, и поклонился настолько учтиво, насколько мог.

— Я заблудился, уважаемый, — при этих словах старик открыл рот и застыл, словно его хватил удар. Ещё немного и это произойдёт на самом деле, мрачно подумал монах. — Я был здесь… недавно… вместе с тремя людьми. Все они немного похожи друг на друга…

Монах детально описал каждого из увиденных во сне незнакомцев — не потому, что старику это могло быть интересно, а просто чтобы не позволить ему впасть в состояние худшее, нежели оцепенение. Если с вами вежливо говорят и вообще обращаются достойно, то вряд ли вас съедят в непосредственном будущем. Вскоре сторож, вероятно, осознал это.

— Как, вы говорите, они выглядели? — спросил он с сомнением, не без содрогания осматривая ужасно похожего на обезьяну–людоеда собеседника. Вызвать бы стражу, да поскорее… только вдруг это и есть обезьяна–людоед, неведомо как обучившаяся говорить? О создатели моря, взмолился старик, пусть оно продолжает говорить!

Монах повторил описания.

* * *

Норруан вздрогнул. Этот неведомый ему «монах» описывал лица его, Норруана, видений. Что за нелепость! Откуда он мог знать про них? Он придвинулся поближе, ощущая себя не в своей тарелке.

* * *

— Да–да, — вдруг осенило сторожа. Было совершенно невероятным, конечно, как подобное чудище могло встретиться с тремя странными посетителями, что целыми днями торчали в библиотеке, постоянно обходя все полки, вновь и вновь отказываясь от помощи. Он отставил палку (чудище тем временем село прямо на пол и изобразило на лице почтительное внимание) и задумался. В конце концов, свисток висит у него на шее… уж позвать на помощь он всегда успеет!

— Одного из них звали… — сторож задумался и Унэн выжидательно приподнял голову. — Звали…

* * *

Норруан вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Тревога росла внутри него. Неожиданно он понял, что нельзя давать этому — сторожу? — назвать хотя бы одно из имён.

Иначе произойдёт нечто ужасное.

* * *

Сторож окаменел.

Не в буквальном смысле. Он замер — не задумался, словно память никак не могла подсказать ему имена посетителей, а застыл, будто в зале остановилось время.

Тишина окутала всё вокруг.

Унэн вскочил и осмотрелся. Бабочки под потолком продолжали свой нескончаемый полёт, и смутные тени от них выписывали на стенах немыслимые фигуры. Сторож не шевелился и не дышал.