Издержки хорошего воспитания
Шрифт:
— Это оно и есть? Твое укрытие?
Карлайл равнодушно пожал плечами:
— Ты сама напросилась. — Повысив голос, он окликнул новоявленного шкипера: — Бейб, это и есть твой остров?
Из-за угла рубки выглянула кукольная голова мулата.
— Йес-сэр! Он самый!
Карлайл обратился к Ардите:
— Уголок что надо, верно?
— Верно, — согласилась она, — только спрятаться тут негде.
— Ты все ждешь, когда твой дядюшка начнет рассылать бесчисленные радиограммы?
— Нет, — откровенно призналась Ардита. — Я — за тебя. Просто хотелось бы посмотреть, как ты будешь выпутываться.
Он рассмеялся:
— Ты наша козырная карта.
— Вы же не отправите меня обратно вплавь, — ледяным тоном сказала она. — Иначе я возьмусь писать бульварные романы о твоих проделках — ты мне довольно порассказал вчера вечером.
Вспыхнув, он слегка сжался:
— Извини, если утомил.
— Да нет, разве что в самом конце, когда стал возмущаться, что с тобой не танцуют дамочки, для которых ты играешь.
Он в сердцах вскочил:
— У тебя не язык, а жало.
— Ну, извини, — потеплев, она рассмеялась, — просто мужчины, особенно те, которые ведут убийственно платонический образ жизни, нечасто потчуют меня своими амбициями.
— Вот как? Чем же они тебя потчуют?
— Комплиментами, — зевнула она. — Говорят, что я фея юности и красоты.
— И как ты отвечаешь?
— Да никак — молча соглашаюсь.
— Неужели все знакомые мужчины объясняются тебе в любви?
Ардита кивнула:
— А что такого? Вся жизнь — это движение к одной-единственной фразе: «Я тебя люблю» — и обратно.
Карлайл расхохотался и сел на прежнее место.
— Не в бровь, а в глаз. Это… это неплохо. Сама придумала?
— Сама, точнее, выяснила опытным путем. Глубокого смысла здесь нет. Остроумно, не более.
— Такие замечания, — помрачнел он, — типичны для вашего круга.
— Ох, — досадливо перебила она, — избавь меня от лекций про элиту. Не доверяю тем, кого в такую рань тянет философствовать. Это как выпивка к завтраку, начальная стадия помешательства. Утром нужно выспаться, искупаться и ни о чем не думать.
Минут через десять яхта развернулась по широкой дуге, будто готовясь причалить к острову с севера.
— Что-то здесь не то, — засомневалась Ардита. — У скалы бросить якорь невозможно.
Теперь они направлялись прямо к утесу высотой, наверное, в тридцать метров, если не больше, и, лишь когда до него оставалось метров пятнадцать, Ардита увидела их цель. От восторга она захлопала в ладоши. В скале была расщелина, полностью скрытая причудливым каменным козырьком; гуда и устремилась яхта, а потом на самом малом ходу прошла узкой, кристально чистой протокой меж двух гигантских серых стен. Их встретил маленький золотисто-зеленый мир, где они и бросили якорь в сверкающей лагуне, окруженной невысокими пальмами, — это напоминало сооруженный детьми город на песке: зеркальце-озеро, прутики-деревья.
— Недурно, разрази меня гром! — изумился Карлайл. — Этот чертяка-малыш знает, куда податься в здешних водах!
Его ликование оказалось заразительным; Ардита тоже пришла в восторг:
— Идеальное прибежище!
— Это уж точно! Такие острова только в книжках бывают.
В золотистое озерцо направилась лодка, которая и доставила их на берег.
— Пошли, — сказал Карлайл, утопая ногами в мокром песке, — сходим на разведку.
За кромкой пальм во все стороны раскинулась примерно на милю песчаная равнина. Они двинулись к югу и, пробравшись сквозь узкую полосу тропических зарослей, вышли на девственный жемчужно-серый пляж, где Ардита сбросила свои коричневые туфли для гольфа — носки она, по всей видимости,
— А как он называется, этот остров? — поинтересовалась Ардита.
— Да никак. По мне — остров, и все тут.
Ближе к вечеру они расположились среди гигантских валунов на вершине утеса, и Карлайл туманно изложил ей свой план действий. Он не сомневался, что на них уже идет охота. Чистая выручка от аферы, которую он сумел провернуть, но по-прежнему держал в тайне, приближалась, по его расчетам, к миллиону долларов. Он хотел отсидеться там примерно с месяц, а потом, избегая судоходных путей, двинуться в южном направлении, обогнуть мыс Горн и взять курс на перуанский порт Кальяо. Все заботы о топливе и провизии возлагались на Бейба, который бороздил эти воды, как считалось, в самых разных качествах: от юнги на кофейном сухогрузе и фактически до первого штурмана бразильского пиратского судна, чей капитан давным-давно был вздернут на рее.
— Будь он белым, стал бы властелином всей Южной Америки, — со значением добавил Карлайл. — Букер Т. Вашингтон [4] даже близко к нему не стоял. Наш малыш унаследовал смекалку всех племен и народов, что были у него в роду, а таких наберется не менее полудюжины, голову даю на отсечение. Меня он боготворит, потому что я единственный человек в мире, кто превзошел его в исполнении регтайма. Бывало, устроимся мы с ним на причале в нью-йоркской гавани — он с фаготом, я с гобоем — и давай наяривать в миноре тысячелетнюю африканскую гармонию, да так, что крысы взбегали по опорам, усаживались в кружок, пищали и подвывали, как собаки перед патефоном.
4
Букер Т. Вашингтон (1856–1915) — американский просветитель, публицист, оратор, советник президентов-республиканцев. Его отец был белым, а мать — чернокожей рабыней. С 1890 по 1915 год Букер Т. Вашингтон оставался признанным лидером афроамериканского сообщества.
Ардита расхохоталась:
— Ну ты и заливаешь!
Карлайл ухмыльнулся:
— Да будь я проклят, если…
— А что ты собираешься делать в Кальяо? — перебила она.
— Наймусь матросом и отправлюсь в Индию. Из меня получится неплохой раджа. Честно. Потом куда-нибудь в Афганистан: куплю себе дворец и доброе имя, а лет через пять объявлюсь в Англии — с чужеземным говором и загадочным прошлым. Но прежде всего Индия. Знаешь, поговаривают, будто все золото мира потихоньку стекается обратно в Индию. Меня это зацепило. Опять же, мне нужен досуг, чтобы читать, и как можно больше.
— Ну а потом?
— А потом, — ответил он с вызовом, — настанет черед элитарности. Смейся-смейся, только признай, что я, по крайней мере, знаю, чего хочу, — а ты, подозреваю, о себе этого сказать не можешь.
— Ну почему же? — возразила Ардита, доставая из кармана портсигар. — До встречи с тобой я как раз переполошила всех друзей и родных, потому что твердо знала, куда стремилась.
— И куда же?
— К одному человеку.
Он вздрогнул:
— Хочешь сказать, ты была помолвлена?