Изгнание из рая
Шрифт:
Пашка пропадал где-то днями и ночами. У Пашки была своя загадочная жизнь. Андрей жил в Париже жизнью некоронованного короля. Если б он взял фамилию жены, он писался бы – Андрей Рено. Красиво. Андрея Эмилю родила не она. Андрея Эмилю родила какая-то знатная дама, бывшая когда-то, давно, его женой. Или – не бывшая?.. Эмиль сто раз менял паспорт. Он терял его, его у него похищали, он стремился очистить аусвайс от мазни печатей и штемпелей предыдущих браков, чтобы перед следующей охмуряемой избранницей выглядеть чистеньким и благородным; он делал себе новые паспорта, новые прописки, новые корочки и штампы поплевывая в потолок, посвистывая, швыряя на это деньги смеясь, и только детей переносили ему из паспорта в паспорт честно, без купюр.
В день отлета Лора приготовила Папаше и Сынку, руками горничных, отменный обед, изобретенный ею самой: русские домашние пельмени, русские кулебяки, русские блины с красной икрой, русская медовуха, русская водка – все русское, пусть эта еда напомнит им о том, что они живут в России, чтоб не заслонили им там все парижские прибамбасы русскую крепость и силу. Она смотрела, сквозь табачный дым, наклонив над тарелкой седую голову, как ее муж и ее любовник жадно, аппетитно едят, ухватывая ложки – а она положила им нарочно хохломские, расписные, – поднимая рюмки и звеня ими, хохоча над будущими неизвестными приключеньями, источая здоровый грубый мужской дух. Летите, голуби, летите. Она тут без вас не заскучает. Почему молчит Ингин телефон. Укатила на юг?.. На Канары?.. В дурацкую Анталью?.. В Анталье турки стреляют на пляжах в русских, они возненавидели туристов, на песок льется кровь, а многих наших мафиози это-то и привлекает: щекотка нервов, острые ощущенья! Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись, Киплинг прав. Как хорошо, что ее мужчины летят все-таки на Запад. Где же Инга с ее вечной, странной склонностью носить маску на людях?.. Лора видела ее без маски. Лора поклялась бы, перекрестилась и побожилась, нимало не веруя в Бога, что более красивой, чем Инга, бабы она не видела никогда в жизни.
В Шереметьево она не поехала их провожать. Зачем? Самолет улетит и без нее. И грохнется на посадочную полосу, взорвавшись, тоже без нее. Она легонько чмокнула на прощанье Эмиля; поднялась на цыпочки, целуя Митю – седая королева целует своего пажа. Митя поежился от прикосновенья холодных змеиных губ, чуть подкрашенных перламутром. Отцепил Лорину руку от своего локтя – она больно нажала пальцами на его еще не совсем зажившую рану, нанесенную пулей Тимура. Когда они сели в машину Эмиля и шофер, дуя на замерзшие руки, бодро воскликнул: «Ну, господа французы, вас прямо к Триумфальной арке подбросить?!..» – он понял, до него дошло, наконец, что он летит в Париж, в настоящий Париж, – и сердце подпрыгнуло в нем высоко, как обломок льда, ударенного наотмашь, расколотого дворницким ломом.
Андрей встретил их в аэропорту «Шарль де Голль» – издалека было видно высокого, не в пример низкорослому папочке, дородного, видного, с лицом тонкой и благородной лепки – ого, породистый!.. – подумал Митя весело, – просто и в то же время изысканно одетого молодого мужчину, что стоял и зазывно махал руками, будто юнга на мостике – морскими флажками, обращая на себя вниманье.
– Эй!.. Э-э-эй, папа!.. Милль дьябль, папа, ты что, ослеп, что ли, как Гомер, окончательно?!.. я здесь, здесь!
Эмиль, подхватив под руку Митю, приблизился к размахивавшему руками рослому красавцу. Красавец грубо и фамильярно притиснул круглую морду Эмиля к своему серому габардиновому плащу, расцеловал его в лысеющую макушку.
– Привет, привет, ну, мы с Изабель уже, к чертовой мамочке, и заволновались!.. Этот твой проклятый самолет опаздывал на час!.. Летайте, граждане хорошие, самолетами «Аэрофлота»!.. Экономьте время, экономьте время!.. – запел
И Митя все то время, пока Андрей шел с ними по гулким залам аэропорта, выуживал багаж, расспрашивал Митю, кто он да что да зачем, слушая веселые ответы и ничему не удивляясь – ну, Митя так Митя, ну, названый братец, еще лучше, лучше мальчики, папа, чем девочки, если б ты мне сеструху приволок из Москвы, да еще хорошенькую, я не знаю, что бы тут у нас было, на Елисейских, филиал «Мулен-Руж»?!.. – погружал их в новенький, только с конвейера, «рено» – ну как же, муж урожденной Рено должен, обязан был кататься в фамильной карете!.. – и болтал разные разности про их недавнюю счастливую семейную жизнь, про Париж, про подскочившие цены – не у вас одних, господа, инфляция!.. – все это время, пока они в верткой машинешке ехали в центр, пробираясь по шоссе, шоссейкам, улочкам предместий, выруливая на гладкие, как масло, парижские автострады, весело скалясь ажанам, строго глядящим из-под смешных конфедератских козырьков, Митя думал о том, как хорошо не только деньги иметь, но при этом еще и голову на плечах, как же умен этот молодой жеребец, как он счастлив, как владеет той жизнью, что вручена ему абсолютно случайно – и которой он распоряжается по своему усмотренью, как хочет и как может, и никто не вставляет ему палки в колеса, не кладет под его «рено» бомбу с часовым механизмом.
Андрей выехал на площадь Этуаль. Митя увидел прямо перед собой, в сером призрачном тумане, Триумфальную арку с распялившей глотку в неистовом крике, обернувшей голову к повстанцам каменной Марианной. Рельеф Рюда основательно изгрыз парижский смог. Марианна, поющая «Марсельезу», изрядно почернела. Ее надо было чистить, мыть с мылом. Сауну ей устроить. Потереть губкой ей груди, живот… Машины крутились вокруг Триумфальной арки, как белки в колесе, – и не вырваться. Андрей рассмеялся. Крутанул руль.
– Держитесь крепче, сейчас мы обманем всех! – крикнул он и круто взял влево. Юркий «рено» чуть не сшиб мордатый мощный джип, вывернувшийся из-за поворота. Чудом улизнув из-под носа джипа, Андрей уже несся по Елисейским Полям, лихо, как хулиган-Ванька-извозчик, остановившись около семиэтажного старинного прошловекового дома напротив громадного, светящимися всеми огнями, фирменного магазина «Andre».
– Заметьте, – пошутил он, – и лавка имени меня уже!.. Все мое собственное… Поступило предложенье: а не переименовать ли Париж в Андриж?!.. а что, тоже красиво…
Они, таща втроем за собой тяжелую московскую поклажу – и к чему они с Эмилем купили столько подарков?!.. что, в Париже нет русских самоваров?!.. или, к примеру, парчовых гардин на окна?!.. или бра в виде свечных шандалов?!.. или, на худой конец, сладостей, да их везде навалом, но вот Эмилю вступило в голову приволочь в Париж торт «Прага», земляничное варенье из Тарусы, тульские пряники, – Изабель же никогда не видала и не едала тульских пряников!.. мы же из России летим, черт побери!.. – взобрались, наконец, к заветной двери. Андрей, отдуваясь, держа в руках наперевес два чемодана, носом нажал на звонок.
За дверью зашустрили, замельтешили мелкие быстрые шажки.
– Изабель! – загрохотал Андрей. – Это мы! Не копошись! C’est vraiment, ты же знаешь, крошка, я не люблю ждать!.. а ты у меня копуша!..
Дверь распахнулась. Мите в лицо ударил свет из светлого, прелестного личика, из прядей разлетающихся вокруг головы, тонких лучезарных волос. Прозрачные глаза заливали его светом. Он отшатнулся. И от лица открывшей им дверь тоненькой девушки отлила кровь, будто бы она увидела на пороге не живых людей, а привиденья.