Изгнание владыки (др. изд.)
Шрифт:
Навстречу, сверкая матовыми огнями, неслась огромная грузовая машина с горою мешков, тюков, ящиков. Мелькнул туманный, расплывчатый силуэт какого-то здания у дороги, за ним другого, третьего. Начинало светлеть. Наступало утро.
Вдали показалась группа строений. Одновременно донесся отдаленный протяжный звук сирены.
– Экспресс Одесса – Киев, – заметил старшина.
– Поспеем ли? – с тревогой спросил Комаров.
– Поспеем. Это сигнал перед поворотом пути за тридцать километров до станции.
Встречные машины и люди стали попадаться все чаще. Пришлось замедлить скорость. Несколько раз «ТЭМ-146» исчезал из виду, потом вновь показывался, когда электроцикл набирал скорость.
Справа на прояснившемся горизонте появилась стремительно скользившая темная лента. Она шла наперерез электроциклам и «ТЭМ-146».
Станция была уже совсем близко. Но и движение по шоссе становилось все гуще. В бинокль Комаров уловил, как электромобиль ворвался на станционную улицу, продолжавшую шоссе, ловко лавируя между встречными машинами, и скрылся среди них.
– Увеличьте скорость, – произнес Комаров и оглянулся.
Машина Хинского, держась в двухстах метрах, мчалась сзади. Хинский, в штатском платье, как и Комаров, сидел рядом с бойцом-водителем, тоже одетым в штатское. Встречный ветер трепал его черные волосы, и Комарову показалось, что на смуглом худощавом лице молодого лейтенанта сверкнули зубы в широкой улыбке. Губы Комарова чуть тронулись в ответной теплой улыбке. Он вспомнил радость своего юного помощника, когда тот узнал, что майор берет его с собой. Лейтенант впервые участвовал в такой крупной охоте…
Электропоезд стоял у перрона. На выходном семафоре вспыхнул зеленый цвет. «ТЭМ-146» медленно отходил от станционного подъезда.
Электроциклы не успели еще остановиться, как Комаров и Хинский спрыгнули на ходу. Они бросились вверх по широкой каменной лестнице в станционное здание.
На верхней ступени стоял человек. Он шагнул им навстречу.
Комаров пробежал мимо него, шепнув одно слово: «Индеец».
Человек быстро пошел за майором, говоря вполголоса:
– Третий вагон, пятое купе… Вдвоем… четверо остались…
– Следите за ними! – отрывисто бросил Комаров, выбегая из здания на перрон.
Мимо перрона, набирая скорость, мелькали лакированные вагоны с закрывающимися на ходу створками выходных дверей. Поезд был скоростной, с обтекаемыми формами, без промежутков между вагонами, со скрытыми ступеньками и поручнями.
Когда Комаров подбежал к краю перрона, последний вагон поравнялся с ним. Комаров бросил на него взгляд, полный отчаяния. Потом вдруг пригнулся, одним прыжком влетел в еще одну полураскрытую дверь вагона и уперся в нее плечом.
В следующее мгновение на него обрушился, едва не сбив с ног, Хинский и обхватил его за плечи. Неся на себе Хинского, Комаров сделал
Поезд уже летел по простору полей, мягко покачиваясь и глухо погромыхивая на стыках рельсов.
Глава третья
Под наблюдением
– … И я вам определенно говорю, что если бы не ранняя смерть, Красков дал бы неподражаемые вещи! Одна его «Девочка с цветами» чего стоит! А «На физкультурной площадке»? Сколько в этих полотнах изящества, тонкости рисунка! Я не боюсь сказать, что это были лишь первые шаги гения.
– Ну… уж и гения! Вы преувеличиваете, Лев Маркович, – тихо возразил Комаров, поправляя в ухе наконечник гибкой трубки; второй конец ее он плотно прижимал к отверстию трубы из установки для кондиционирования воздуха, пытаясь уловить все звуки, раздававшиеся из разных купе. Это не мешало Комарову поддерживать с Хинским разговор об искусстве.
Когда разговор касался вопросов искусства, особенно живописи, Хинский терял спокойствие и выдержку, которым он так старательно учился у Комарова.
– Уверяю вас, Дмитрий Александрович, это был художник огромной силы. Вы просто недостаточно знаете его работы! – горячо доказывал Хинский.
Комаров вдруг предостерегающе поднял руку, наклонил голову к стенке вагона и прислушался.
Вагон, чуть покачиваясь, стремительно несся вперед.
Моторы под полом монотонно жужжали, колеса глухо и дробно постукивали. За плотно закрытым окном, в сумерках засыпающего дня, свиваясь в вихри, уносилась назад придорожная пыль.
Хинский, подавшись вперед, вытянул шею, тоже стал прислушиваться.
Наконец Комаров поднял разочарованное лицо. Он поправил наконечник трубки в ухе, плотнее прижал другой ее конец к отверстию трубы из установки для кондиционирования воздуха и сказал:
– О чем-то разговаривают… Так тихо, что ничего не удалось понять… В каком-то дальнем купе очень громко говорят, забивают… Разобрал только: «Николаев» да «аэродром».
Хинский задумался. Он взял со столика вечернюю поездную газету и, расположившись поудобнее в кресле, начал читать. Сумерки сгущались.
– В Вознесенске будем в ноль тридцать? – не то спрашивая, не то утверждая, сказал Комаров.
– Да, Дмитрий Александрович.
– Так… Значит, на меридиане Николаева в одиннадцать часов тридцать минут…
Хинский потянулся к выключателю, тихо спросил:
– Свет не помешает?
В темноте угла, куда забился Комаров, он уловил смутное движение его головы.
Свет залил купе. Комаров с опущенными глазами неподвижно сидел у стены.
Молчание длилось долго. Жужжали моторы: колеса что-то быстро и неразборчиво бормотали под полом.