Изгнанник (L'Exil?)
Шрифт:
Все встретили известие подавленным молчанием, которое первым нарушил Потантен:
— Кто мог предугадать это возвращение, это что, совпадение? Судьба играет людьми...
— Не имеет смысла сетовать на судьбу, — проворчала госпожа Белек — Одно ясно: нашей Элизабет не следовало уезжать из этого дома, из своего дома. Он не приехал бы похищать ее сюда, не стал бы увозить у нас на глазах. Не осмелился бы, я думаю...
— А она бы все равно уехала, — пробормотал Потантен. — Я сразу заметил, что они очень сильно полюбят друг друга, эти двое, когда малыш приехал сюда. Они ходили, взявшись за руки.
— Как бы там ни было, я собираюсь уехать, —
Клеманс Белек внезапно обернулась к нему, словно фурия:
— И если у вас это получится, что вы станете делать, господин Гийом? Вы полагаете, что Элизабет позволит привезти себя сюда, где другая по-прежнему наслаждается жизнью? Вы еще долго собираетесь оставлять ее при себе?
Вооруженная большой поварешкой, которой она потрясала, словно Юпитер своей молнией, кухарка указала на балки потолка. Наверху жила Лорна Тримейн, племянница Гийома и его любовница на одну ночь. Она требовала, чтобы он женился на ней, поскольку ждала ребенка. Именно из-за нее Элизабет покинула «Тринадцать ветров».
— Столько, сколько потребуется, Клеманс! И я рассчитываю на вас двоих, чтобы Лорна получила уход, необходимый в ее состоянии. Видите ли, я считаю, что всему свой черед. Сейчас важнее найти Элизабет и спасти ее от опасной ситуации. Если ее спутника арестуют, люди Бонапарта его наверняка убьют!
И Гийом, в свою очередь, указал пальцем на потолок.
— Здесь только вы знаете правду. Лорна ни в коем случае не должна ее узнать. Элизабет ушла в монастырь, и точка.
— Она будет очень довольна! — пробормотала кухарка. — Лучшего ей и желать не надо...
— Гм! — подал голос Потантен. — В ее интересах не демонстрировать свое удовлетворение перед господином Артуром. Пусть она его сестра, уверен, теперь он ненавидит ее с такой же силой, как и мы. На него можно положиться...
На следующий день Гийом уехал и с тех пор не прекращал поиски...
Звук колокола вернул Гийома из глубины раздумий, которые уже готовы были плавно погрузить его в сон. Одного взгляда на часы ему хватило, чтобы понять, что настал час присоединиться к хозяину дома. Приведя в порядок одежду, он направился к лестнице.
Стол накрыли в комнате, расположенной рядом с гостиной, где его принимали. Она была существенно меньшего размера. В прошлом в ней наверняка был устроен музыкальный салон, если судить по узорам на деревянных панелях и забытой табличке над дверью. Сюда прикатили кресло на колесиках, в котором сидел бальи де Сен-Совер. Он ожидал гостя перед дымящейся супницей. Гийом занял место напротив хозяина, который после короткой молитвы погрузил половник в овощной суп. В еду по греческому обычаю добавили яичный желток и взбитый в пену белок.
— Возможно, еда вам покажется несколько примитивной, — сказал бальи, — но я надеюсь, она вас подкрепит. Какими бы бедными мы ни были, у нас есть огород, курятник, кролики. В сезон Морель охотится. Во всяком случае, у нас вы не умрете с голода, друг мой...
— Я в этом никогда не сомневался. Впрочем, этот суп просто восхитителен...
— Это творение Феодосии. Ей не сравниться с великими поварами древности: знаменитым Архесгратом, Агисом Родосским, Нереем из Кио или Кариадом из Афин, но она была среди лучших на Мальте. Там она служила
Не испытывая ни малейшего желания выслушать урок истории, который отвлек бы его от цели, Гийом не поддержал разговор, а сосредоточился на своей тарелке. Только опустошив ее, он заметил:
— Уже второй раз вы упоминаете Мальту, господин бальи. Если я вас правильно понял, то вы недавно говорили о том, что именно там расстались со своим протеже. Не соблаговолите ли рассказать мне, при каких обстоятельствах?
— Отчего же не рассказать? Если вы перенесетесь в то время, когда мы сели на корабль в той пустынной бухте, то вы, без сомнения, вспомните, в чем я вам тогда признался. Мы направлялись в Голландию, где я намеревался присоединиться к принцу Конде в Штейнштадте...
Если глава армий роялистов принял нас в смысле эмоций и энтузиазма так, как мы и ожидали, то в этом приеме присутствовала и разумная нота. Войскам невозможно было объявить, что в ставке находится Людовик XVII, не подвергая его жизнь опасности. Много было и тех, кто готов был сражаться за дело принцев, дядей маленького короля, а не за него самого, о котором сторонники этого дьявола, графа Прованского, без стеснения говорили, что он сын не Людовика XVI, а слишком соблазнительного графа де Ферзена. Брат короля, в то время укрывшийся в Вероне, но по-прежнему стремившийся получить корону, о которой он мечтал с детства и ради владения которой он всегда был готов на любые преступления, содержал множество агентов. Правда, чаще им платили обещаниями, а не деньгами. У него оставались соучастники даже в окружении Конвента. Вывод следовал один: юного короля необходимо было вывести из-под возможного удара.
И бальи было поручено доставить его в Рим, где его прапратетушки, Аделаида и Виктория, дочери Людовика XV, пользовались щедрым гостеприимством Папы Пия VI. В действительности именно суверенному понтифику принц Конде собирался доверить драгоценного подростка.
Драгоценность, да и в то же время и помеха, даже после официального сообщения о смерти в Тампле последнего ребенка из тех, кем заменили сына Марии-Антуанетты. Граф Прованский тогда объявил себя королем под именем Людовика XVIII, а после падения Робеспьера проявлял нетерпеливое желание собрать куски трона. Он делал вид, что не подозревает о существовании спасшегося наследника престола, поэтому последнего требовалось прятать особенно тщательно. Но в 1796 году, вследствие молниеносной кампании генерала Бонапарта, положение Папы Римского становилось весьма шатким.
— Я хорошо знал Пия VI в те времена, когда он был просто кардиналом Браски. Его несчастье заключается в том, что он всегда проявлял себя как человек запуганный и нерешительный, — вздохнул бальи. — Видя в Бонапарте сына Антихриста и убежденный в том, что рано или поздно он возьмется за Рим, Папа жил в страхе от одной мысли о том, что, войдя в Ватикан, французские войска обнаружат там принца. И тогда я предложил последнее решение, которое показалось мне приемлемым: увезти Луи Шарля на Мальту к последним рыцарям. Я был уверен в том, что под двойной защитой наших укреплений и Великого магистра, Его высокопреосвященного высочества Эммануэля де Роган-Польдюка, последний из королей Франции сможет вырасти и стать мужчиной, достойным своей крови... Я даже пожалел о том, что не решился на это раньше, так как видел в этом определенный символ...