Изгнанник на цепи
Шрифт:
А вот меня взяли сначала на прицел, потом под арест, а затем быстро переправили в одну из токийских тюрем и, что самое обидное — на моем личном же дирижабле. Благоразумная Рейко, излучая во все стороны неадекватность и едва сдерживаемую ярость, умудрилась собрать под шумок всё, что я растерял на поле боя, включая немного поломанного «Григория», а затем все хозяйственно уволокла в наш особняк, оставив меня и Кензо в тюрьме.
Но обещала вернуться.
В течение первого часа я пытался донести до надзирателей одну довольно простую мысль, потерпел неудачу, разозлился… и заставил потерпеть всех остальных, заодно
Наконец-то послышались звуки бегущего человека. Появившийся японец в форме со следами плохо вытертой крови на лице дрожащими руками просунул в камеру бумажный пакет, который я хищно закогтил, тут же вынув из него пачку «эксельсиора». На поднятую бровь Ашины пришлось протестующе мотать головой, без перерыва в процессе дымопускания. К продолжению разговора я был готов лишь через десяток минут.
— Минусов у вашего бескровного варианта, Ашина-доно, было ровно два, — выпустил струю дыма я в потолок, а потом, посмотрев на собеседника, продолжил, — Он был ваш и… был бескровен.
— Тебе было обязательно убивать мальчишек? — хмыкнул старец, вновь сёрбнув чаю, — Да еще и уродовать их тела?
— Вы серьезно переоцениваете роль Японии в мировой политике, — все-таки высказал я старому воину правду-матку. Тот с хорошо видимым неудовольствием начал жевать столь нелестный отзыв, а я ударился в воспоминания, в которых сначала обезвредил Грегора и Айзека, а затем добил ракшас-патронами в голову с очень близкой дистанции. Зрелище было малоаппетитным.
Эдвину Муру было бы с высокой колокольни чхать на возможные репутационные потери в Японии. Серьезных претензий к лучшему в мире целителю никто бы не предъявил, более того, даже меня бы заткнули/макнули в грязь/убили, вздумай я прийти с железобетонными доказательствами куда угодно. Слишком уж нужен и важен миру хороший друг моей бывшей семьи. А уж если бы я психанул, выдав так желаемый английскими лордами фейверк на всю страну…
— Ашина-доно, — взял слово я, — Мне, поверьте, неловко за то, что я посмел ввести вас в заблуждение, но, уверяю вас, подобный казус случился только из-за охватившего меня восхищения вашим кораблем, отвагой ваших солдат и трепетом лицезрения вас вживую. Все это случилось настолько внезапно…
— Хватит маяться дурью и задымлять помещение, мальчишка, — нахмурился японец, вставая одним гибким слитным движением, — Ты обманул меня, убил кровную родню одного из могущественных людей мира и унизил императорское семейство, выставив брата императора низким вором. Думаешь, что долго проживешь после всего этого?!
— Думаю, да.
От моего невозмутимого ответа старик завис с поднятой в воздухе ногой. Постояв так пару секунд, он поставил конечность на холодный тюремный пол, полностью развернулся ко мне и скрестил руки на груди.
— Убеди меня! — потребовал он, — Убедишь — и я забуду об обмане! Даю слово!
Первым я назвал то, что буквально бросалось в глаза. Невиновность. Во всех происшествиях де-факто и де-юре, я был совершенно не виноват. Самое обычное поведение смелого и не очень умного дворянина, защищающего свое имущество и честь. Я стрелял, убивал, нападал и защищался строго в рамках Кодекса. Конечно, подобная мелочь из уст «свободного рыцаря» никого
Почему? Неизвестно. Загадка сия великая есть, но отвечать на нее перед императором кому-то придётся. Если он, конечно, изначально был заинтересован в том, чтобы мои упражнения с Героем увенчались успехом.
На этом месте старик с фиолетовыми прядями в волосах задумался, теребя себя за узкую бородку.
«Второй» фактор был не менее прозаичен. Чересчур смелые действия Таканобу Исаму и Эдвина Мура на фоне творящейся в стране катавасии с культистами. Тут рельсы подрывают, хабитаты горят, в городах волнения, а эти господа смело накаляют обстановку. Зачем? Почему? Откуда столько смелости? Для господина Исаму выступить сразу против царственного брата и против семи влиятельнейших родов империи как-то чересчур героически, не правда ли? Конечно, если бы я сунул хвост между ног и проглотил бы похищение невесты, то подобного впечатления не было… но имеем, что имеем.
В-третьих, был «Паладин». Энергично избавляя себя от комьев засохшей грязи, я популярно объяснял Кензо как ценность самого СЭД-а, так и нужду Японии в пилоте, который не станет прислушиваться к кому-либо, кроме своего монарха. Продемонстрированное же мной «нежелание прислушиваться» ко всем, включая Мура, Таканобу и самого Ашино, мало стоить не может. Если императору нужен верный палач — то стоит просто избавить ценного претендента от мусора, который налип на его жизнь… по чужому попустительству.
— Есть еще четвертое и пятое, Ашина-доно, — добавил я, вновь закуривая. Старику определенно не нравился запах табака. Убирая огонек с пальца, я продолжил, — Четвертый столп моей не такой уж и крепкой уверенности в том, что все окончится хорошо… заключается в том, что в данный момент мне плевать, выживу я или нет. Более того, я предпочту смерть, чем продолжение такого жалкого существования.
— Ты саботируешь договор?! — прищурился дед.
— А чем я лучше вашей страны? — удивился я, — А вот пятое я вам не скажу. Оно только для ушей императора.
После этих слов Кензо, не сказав ни слова, просто ушел. А я лег на койку дымить сигаретой, подводить итоги жизни и праздновать свой шестнадцатый день рождения.
Несмотря на мрачность сложившейся ситуации, я был доволен как слон, заскочивший на огонек в лавку горшечника. По счетам я расплатился красиво, с размахом и душой, не скупясь на чаевые и дарственные подписи. Акулы, искренне полагавшие, что с мальком можно не церемониться, готовятся к похоронам, придумывают оправдания, строят планы мести, которая, скорее всего, никогда не осуществится.
Рейко… с ней вообще все замечательно. После произошедшего инцидента, который станет достоянием общественности со страшной скоростью (на не случившейся свадьбе было множество свидетелей), к ней остерегутся соваться с неприличными предложениями. Испепелит и кивнет не на какую-то там мартышку, а на императорскую семью! Мол, похищали меня уже, пуганая я. Имею право на самооборону.
С друзьями… или теми, кто себя считает моим другом, все более-менее хорошо. Как минимум, Распутин избавлен от дирижабля. Из-за моего «героизма» в одно лицо какие-либо претензии французу и русу предъявить будет невозможно.