Изгнанник

Гамильтон Эдмонд

Гаррик замолчал, глядя на пустую чашечку, которую медленно вертел в руках.

Мэдисон поторопил его:

— И затем вы, конечно, очнулись, увидели прекрасную девушку, которая склонилась над вами, и спросили: «Где я?»

— Да нет, все не так, — вяло ответил Гаррик. — Совсем

даже не так. Я очнулся в этом другом мире, верно. Но это было не пробуждение: просто я внезапно там оказался.

Я остался самим собой, но только тем, которого вообразил. Этот другой я всегда здесь жил, так же как его многочисленные предки. Не забывайте, я очень тщательно все придумал.

И в этом созданном, воображаемом мире я был так же реален, как в своем собственном. Хуже не придумаешь: эта планета и ее невысокий уровень цивилизации были до боли реальны.

Он опять замолчал.

— Сначала я чувствовал себя как-то странно. Я шел по улицам безвкусных городов, смотрел в лица прохожим, и мне хотелось закричать им: «Я вас всех выдумал! Если бы не мое воображение, вас бы просто не было!»

Но я смолчал. Мне бы просто не поверили. Для них я был всего лишь незначительным, маленьким человеком, одним из многих. Как могли они догадаться, что и они сами, и их традиции, история, весь мир и вселенная были внезапно созданы моим воображением?

После того, как улеглось мое первое возбуждение, я понял, что мне здесь не нравится. Конфликтные ситуации и жестокость, которые так привлекательно выглядели на бумаге, были уродливы и неприятны в жизни. Мне хотелось только одного: как можно скорее вернуться в собственный мир.

И я не мог этого сделать! Просто не знал как. В моей голове, правда,

мелькнула мысль, что мне следует попытаться вообразить себя в своем мире, но из этого ничего не вышло. Та самая неизвестная энергия, которая сотворила чудо, действовала лишь в одну сторону.

Не буду говорить, как мне было плохо, когда я понял, что навсегда обречен оставаться на этой жуткой для меня полуцивилизованной планете. Сначала я даже хотел покончить жизнь самоубийством. Но я этого не сделал: ведь человек может адаптироваться к чему угодно. И я адаптировался.

— И чем же вы там занимались? Я хочу сказать, кем стали? — спросил Браззель.

Гаррик пожал плечами:

— Я мало был знаком с техникой и ремеслами этого выдуманного мира. Ведь я умел только одно — сочинять.

Я невольно заулыбался:

— Не хотите ли вы сказать, что начали писать фантастические рассказы?

Он серьезно кивнул:

— Что еще мне оставалось делать! Ведь я ничего больше не умел. Я начал писать о моем собственном реальном мире. Для всех остальных мои рассказы были яркой выдумкой, и они имели успех.

Мы рассмеялись. Но Гаррик был как никогда серьезен.

Мэдисон решил подыграть ему до конца:

— Как же вам удалось в конце концов вернуться из того мира, который вы придумали?

— Никак, — сказал Гаррик, тяжело вздохнув.

— Да ну, бросьте, — весело запротестовал Мэдисон. — Ведь ясно, что у вас это получилось.

Гаррик торжественно покачал головой и поднялся с кресла, собираясь уходить.

— Да нет, — грустно сказал он. — Я все еще здесь.