Изгнанник

Пейвер Мишель

— Нет.

— Это ведь он его спрятал. Спрятал и сказал тебе, где именно.

— Нет…

— …А когда он уже умирал, когда жизнь вытекала из него капля за каплей, потому что внутренности его были порваны в клочья тем медведем, в которого с нашей помощью вселился злой дух…

— Нет! — пронзительно выкрикнул Торак.

Сорвав с головы венок из паслена, Сешру швырнула его в огонь, и тут же ее окутало облако ядовитого голубого дыма, вызвавшего у Торака сильное головокружение.

Словно во сне, он видел, как Сешру развязала какой-то мешочек, висевший

у нее на груди, и обмакнула палец в его содержимое. Он попытался увернуться, но она придержала его за подбородок и ловко размазала ему по губам какую-то источающую вонь черную мазь. Сжимая в одной руке черную гадюку, а в другой — серебристую, она поднесла их к своим губам и прошептала какое-то заклинание. А потом положила обеих змей Тораку на грудь.

Он даже дышать не осмеливался, чувствуя, как по его телу скользят холодные гладкие существа, как змеиные чешуйки слегка цепляются за его кожу, как гадюки касаются его своими язычками. Сешру бесстрастно смотрела в его перепуганное лицо — точно змея, наблюдающая за укушенной ею жертвой.

— Твое тело двигаться не может, но души твои остались на свободе, и они направятся туда, куда прикажу им я. И сделают то, что будет угодно мне.

Во рту у Торака был горький и острый вкус черной мази. Перед глазами мигали тошнотворно яркие вспышки, свиваясь в спирали.

И вдруг он увидел, как черные волосы Повелительницы Змей приподнимаются и начинают шевелиться сами собой возле ее белого лица, точно змеи. Почувствовал, как из тела рвутся наружу его души. И пронзительно вскрикнул…

…Но голоса своего не услышал. Его черный раздвоенныйязык попробовал воздух на вкус — значит, он превратился в змею? — и последнее, что донеслось до него, это голос Повелительницы Змей: она приказывала ему отыскать Ренн.

Глава двадцать девятая

Быстрее мысли змея скользила вниз по скале.

Она ощущала запах кузнечиков и папоротников. Видела, как суетятся муравьи и землеройки. Но воздух, листья, вода, добыча, солнечный свет — все это было ей сейчас не нужно. Ведь хозяйка послала ее выполнить куда более важное задание.

Солнце уже село, но скалы были все еще обжигающе горячи, и змея, понимая, что и эти скалы постепенно остынут, все же бесшумно скользнула в сторону от них, к озеру, и вскоре тело ее ощутило его благодатную прохладу.

Змея почувствовала эту приятную перемену, но это было, пожалуй, единственным, что ей удалось почувствовать. Она не знала ни удовольствий, ни неудобств, ни стремления к цели, ни страха. Она лишь узнавалаэти чувства, как бы пробуя их на вкус, — они были свойственны ее сопротивляющейся добыче, тем горам теплого мяса, которые после ее укуса с грохотом падали на землю. А вот самой змее эти чувства знакомы не были.

И от этого души ее обретали невиданную силу, а намерения существовали, так сказать, в чистом виде, не замутненные никакими эмоциями. Торак никогда

бы не поверил, что в таком хрупком теле скрывается такая невероятная мощь. Его собственные души сейчас под воздействием яда были очень слабы; и он, разумеется, не смог бы заставить змею свернуть с намеченного пути, отказаться от поставленной цели. Он мог лишь дрожать внутри того крошечного холодного кусочка разума, который находился в его блуждающей душе, пока змея стремительно пересекала озеро, смертоносная, как выпущенная из лука стрела.

Находясь в теле змеи, Торак ощущал прикосновение водорослей и холод подводных течений; чувствовал, как темная озерная вода протекает сквозь кольца змеиного тела; ее лишенными век глазами заметил быстрое мелькание блестящих рыб. Потом змея снова оказалась на жаркой суше, ощущая раздвоенным языком густой запах сосен. Песок под ее телом был крупный, грубый, и ее чешуйки шуршали, когда касались его. Подняв свою треугольную голову, она попробовала языком запах ворона, что упорно кружил над нею.

Крики этой птицы заглушал раскалившийся за день воздух, но потом они вдруг стали пронзительно громкими, и ворон с глухим стуком приземлился прямо рядом со змеей, и она тут же метнулась в какую-то дыру, готовясь нанести врагу смертельный удар.

Торак услышал, точнее, почувствовал, как ворон вприпрыжку подскочил к норке, где спряталась змея. Он тоже чуял змею, но достать ее не мог и от огорчения долбанул клювом корень того дерева, под которым притаилась змея, а потом полетел прочь. Тораку показалось, что вся земля содрогнулась, когда ворон с шумом взлетел, хлопая могучими крыльями.

Когда угроза миновала, змея выползла из норки, скользнула по заросшему мхом бревну на склоне холма и исчезла в зарослях папоротников, которые, как показалось Тораку, были выше иных деревьев. И наконец, змея — а вместе с нею и Торак — уловила запах спящего мужчины, а чуть дальше — сладкий запах женщины.

Души Торака рвались на свободу, он чувствовал, что должен помешать змее совершить то, ради чего она сюда явилась, но был бессилен, а проклятая тварь продолжала неумолимо ползти вперед. Вот она скользнула под какой-то большой лист, осторожно переползла через камень-валун, и Торак вместе с нею ощутил волны тепла, исходившие от спящего тела.

Кусай, кусай!Голос Повелительницы Змей то вплетался в его мысли, то исчезал.

И снова та крошечная часть его сознания, по-прежнему принадлежавшая ему самому, попыталась оказать сопротивление, попыталась отвратить ужасного убийцу от намеченной цели, но, увы, он ничего не мог поделать.

Кусай, кусай!

Змея обвила обнаженную ступню, скользнула по бледной лодыжке, затем по мягким штанам из лосиной шкуры, затем по грубоватой безрукавке, сплетенной из волокон осоки, к пучку вороновых перьев, слегка приподнимавшихся во сне в такт дыханию спящей девушки. Змеиная голова испуганно дернулась, сторонясь зигзага молнии на запястье, но выше этих меток раздвоенный язык ощутил незащищенную плоть…