Изгнанники Нирваны
Шрифт:
— Предлагаю проникнуть туда с другой стороны. Фау, Лью, вы со мной?
Не вполне понимая, что именно задумал вернувшийся из заточения в Хаосе принц, они спустились вслед за Корвином в тюремное подземелье дворца. На глазок Фауст прикинул, что количество вырубленных в скале камер рассчитано на несколько сотен заключенных, хотя сейчас значительная часть камер пустовала. Наверное, возводя королевскую резиденцию, старик Оберон предвидел тяжелые времена, которые так и не наступили. Или давно прошли.
Охранники, по причине безделья забывшие о дисциплине, встречали
— В то место, куда я только вхожу…
Целью их похода оказалась темная и душная камера в самом глухом тупике самого нижнего яруса. Вошедший первым Корвин с размаху пнул излишне прыткую крысу, хозяйским жестом пригласил своих спутников следовать за ним и сказал:
— Когда-то я провел в этой клинике около трех лет, зрение лечил… — У принца задергалась щека. — Когда регенерировали глаза, выжженные по приказу Эрика, сюда явился Дворкин и нарисовал на стенах несколько картинок, которые можно использовать как Козыри. Одна из этих картинок открывает путь в бунгало нашего деда. Оттуда рукой подать до Главного Узора.
— Ты надеешься найти там самого Дворкина? — сообразила Лью.
— Если рисунок сохранился, — сказал Корвин, — Фау, ты же колдун, сделай нам освещение.
Герцог послушно щелкнул пальцами, и потолок камеры окутался неярким золотистым свечением. На одной стене можно было различить сильно попорченный сыростью пейзаж окрестностей Амбера — участок берега с маяком. На стене напротив остатки штукатурки сохранили фрагменты какого-то интерьера.
— Нам не повезло, — мрачно изрек разочарованный Корвин. — Настенный Козырь исчез. Давно пора устроить здесь капитальный ремонт…
— Не отчаивайся, — сказал Фауст. — Я все-таки колдун, причем не из самых плохих.
Решив, что игра стоит свеч, он призвал на помощь малую частицу сил, заключенных в Амулете перстня. Стену накрыла невидимая простому глазу сеть энергетических линий. Рассыпанные по всей камере крошки штукатурки взлетали с пола, возвращаясь на свои прежние места. Прошло совсем немного времени, и взорам предстало возрожденное творение Дворкина — изображение тускло освещенной кельи, обставленной вычурной мебелью, с рядами стенных шкафов и книжных полок, а на столе в центре картины лежал нечеловеческий череп.
— Лучше, чем у самого автора, получилось, — одобрил Корвин труды друга.
Он мысленно проник в Карту, которая послушно обрела объем, превратившись в распахнутую дверь. Трое прошли через эти врата, и произведение Дворкина захлопнулось у них за спиной. Затем угасло магическое сияние, и в камере снова стало темно.
Кабинет казался покинутым, и даже воздух пропитался затхлостью. Словно Дворкин, получив свободу, много лет не возвращался сюда. В свете факела стало видно, что серебряные канделябры потемнели, покрывшись патиной, а на
В прошлый раз Корвин не успел изучить застенок, куда его отец заточил своего отца. Обследовав анфиладу комнат, выдолбленных в недрах горы, принц убедился, что найти Дворкина не удастся. Несколько опечаленный этим открытием, Корвин вернулся в кабинет, бормоча невнятные проклятия.
— Дедули нет. — Льювилла нетерпеливо отбивала такт каблуками сапожек. — Пошли к остальным.
— Не спешите, — взмолился Фауст. — Кто-то был здесь совсем недавно. И этот кто-то занимался чем-то интересным…
Амберитам пришлось признать, что их приятель-провинциал не ошибся. Недопитое молоко в чашке только начало скисать, а ломтики хлеба в бронзовой вазе зачерствели не слишком сильно. Шкафчик желтого дерева, внутри коего благодаря чарам сохранялась морозная температура, был полон снеди. Прочитав дату изготовления на вакуумной упаковке тонко нарезанного бекона, Корвин без труда подсчитал; товар попал сюда несколько дней назад, не раньше.
Между тем Фауст рассеянно понюхал молоко, тронул длинным ногтем мизинца загустевшую пленку, после чего отставил чашку на дальний угол стола.
— Волчье молоко, — меланхолично сообщил он. — Странные привычки у здешних обитателей.
— Нормальный рацион основателя Вечного Города, — отмахнулась Льювилла. — Поторопись, милый. Наверное, остальные уже заняты делом.
— Каким еще делом могли заняться твои родственники? — Герцог очень непочтительно фыркнул. — Пустопорожними разговорами и ничем больше!
Вспомнив некоторые особенности его характера, Корвин насторожился и спросил:
— Ты что-то нашел?
Вместо ответа Фауст кивнул, продолжая разгребать хлам, загромождавший рабочий стол Дворкина. Он убрал почти человеческий череп с волчьими челюстями и короткими рожками, убрал канделябры, в которых давно сгорели стеариновые свечи. Тяжелые фолианты нирванец бережно перенес в шкаф, где и без того хватало беспорядочно сваленных книг. Когда он смахнул недописанные бумаги с низкого — под лилипутский рост Дворкина — столика, на полированной доске осталось около десятка предметов, хорошо знакомых всем, кто оказался сейчас в этом помещении.
— Никогда не видела таких Козырей, — призналась Лью-вилла. — Но рисовал, безусловно, Дворкин — я узнаю его руку.
— Автор меня интересует в последнюю очередь, — раздраженно сообщил Корвин. — Кто на них изображен?
Впрочем, оба амберита быстро узнали Одноглазую Змею и Единорога — олицетворения немногих известных им Великих Сил. Остальные картинки на Козырях казались брату и сестре иллюстрациями к школьному учебнику зоологии. Фауст опознал еще двух персонажей из мира пернатых и членистоногих, но и он пришел в замешательство, разглядывая некоторые Карты. Чего стоили одни только изображения людей-уродов! Например, кривоногий толстяк с шаром Солнца на месте, где у нормального человека должен быть живот. Или двуглавый старец с пучками молний, заменявшими волосы на лице и голове.