Изгнанники
Шрифт:
– Меня это тоже, кстати, весьма радует. Наши границы обезопасены от агрессии иных рас, французы теперь в дерьме, и, хотя ничего не доказать, да никто и не пытается, они оказались в полной изоляции. И все удалось провернуть при минимальных затратах, чужими руками и без потерь.
– Да уж, а вот то, что Турция перестала существовать, уже явно лишнее.
– Для того чтобы взять главный приз, иногда надо жертвовать малым.
– Ой, оставьте вы наконец свои нравоучения. Если честно, они меня уже бесят.
– Да, этот раунд информационной войны вы явно проиграли. Сочувствую. Тем более что подвиг и впрямь был эпическим.
– Вы тоже проиграли, так что и я сочувствую вам.
– Уели, согласен. Но не все так плохо, как кажется.
– Да? И что же хорошего? Русские потеряли несколько десятков морально устаревших кораблей, что никак нельзя назвать для них критичным, весь мир перестал воспринимать их как оккупантов, захвативших населенные малыми, но гордыми и имеющими право на собственное волеизъявление народами планеты, и смотрит на них как на героев… При этом потери самих русских минимальны, в том флоте их и было-то всего ничего, они все больше из туземцев экипажи набирали.
– Вы обвиняете меня в нравоучениях, а сами разговариваете лозунгами. Смешно… Я предлагаю уточнить обстановку, а потом уже разобраться, как лучше действовать. Вы согласны?
– Да. Все равно при недостатке информации мы только, как говорят русские, дров наломаем.
– Вот и хорошо. Предлагаю встретиться, скажем, через месяц. Тогда разговор можно будет вести более предметно.
– Вы идиот, адмирал! Пропустить такую угрозу! Мой отец за такие шутки вас не то что с должности снял бы – вообще отправил на рудники.
– От ошибок не застрахован никто…
– Что-то много ошибок у вас в последнее время, и все они крупные.
– Взгляните вот сюда, пожалуйста.
– Что это?
– Это? Это запись одного очень интересного разговора. Только, пожалуйста, сделайте это не сейчас, а чуть позже, когда остынете. А после просмотра я безропотно приму любое ваше решение по моей скромной персоне.
– Хорошо, адмирал. Но даже если я вас прощу, помните: еще один такой ляп – и вы вылетите в отставку.
Эпилог
– Эй, Вася! Вылезай!
– Ну па!!! Я еще чуток…
– Вылезай, кому говорю! Ремня захотел?
– Оставь ребенка в покое, – развалившийся в шезлонге Соломин приподнял зеркальные солнцезащитные очки и с ухмылкой посмотрел на грозного папашу. – Пускай купается. Хищников крупнее пескаря тут не водится, а замерзнуть у него при всем желании не получится. Вода – как парное молоко. Да и глубина здесь полтора метра в самой глубокой яме.
– Ты мне это… перестань мальчишке потакать. Совсем его разбалуешь, – грозный папаша, отчаявшись выгнать сына из озера, в котором тот самозабвенно бултыхался, беспомощно махнул рукой, вернулся к своему шезлонгу и с размаху плюхнулся в него, подставив лицо местному солнцу, нежаркому и очень приятно ласкающему кожу. Деревянные ножки жалобно скрипнули и прогнулись, но выдержали тушу императора. Мальчишка, ощутив за собой поддержку хозяина этих мест и, по совместительству, сколько-то-тамюродного дяди, снова радостно нырнул. В прозрачной воде было отчетливо видно, как он ловко плывет, огибая под водой стебли местных кувшинок. Соломин ухмыльнулся про себя – парнишке явно здесь нравилось, а особенно нравилось, как он подозревал, то, что с ним не сюсюкались, предоставив ему полную и практически неограниченную свободу. Ну а он, соответственно, свободой этой распорядился по полной программе, целыми днями пропадая со сверстниками из ближайшей деревни в лесу или на речке.
– Ничего страшного, – адмирал улыбнулся и почесал слегка отросшее за последние месяцы пузо. – Когда еще ему играть-то, как не в детстве? Сам подумай. Ну, вырастет он – и пойдет в офицерское училище, потом служба, потом империю принимать да на своих плечах тащить… Пусть играет, пока может, право на детство он имеет.
– Тебе легко говорить. А, не дай Космос, простудится? Я и так с его матерью на ножах, так после этого она меня живьем съест.
– Ну так казни ее, – пожал плечами Соломин. – В конце концов, император ты или нет?
Император лишь печально вздохнул – если честно, иногда ему и впрямь хотелось казнить бывшую супругу, но, увы, не получалось. Формально она никаких законов не нарушала, даже на флаере своем, летая, не превышала скорость, поэтому казнить или даже просто наказать вроде бы и не за что. Ну а уж что там за внутрисемейные разборки, знать и вовсе никому не стоит. Так что приходилось терпеть склочную бабу, хотя Соломин в шутку уже предложил как-то организовать беспрецедентное нападение пиратов на ее личную яхту с поркой вожжами всех особ женского пола. Император согласия не дал, но и нет пока что не говорил, очевидно, всерьез задумавшись над этой идеей.
– Лучше скажи, как тебе самому-то в шкуре женатого человека, – император решил, видимо, перевести стрелки с больной головы на здоровую. – Небось, тоже причуды у жены?
– Это точно, – Соломин вздохнул. – С тоской вспоминаю то время, когда был в разводе. Лети куда хочешь, стреляй в кого хочешь… А сейчас чуть что не так – сразу: «К ноге! Ты чего это там?»
– Что, совсем тяжко?
– Да нет, так-то ничего. Она ведь у меня сама пилот и юнга с пиратской посудины. Понимает… Но все равно, крайне непривычно жить, когда кто-то может тебя контролировать. Вроде как и нормально все, и вроде как себя привязанным чувствуешь.