Изгои

Молчун распихал снаряженные магазины по разгрузке, присоединил последний к штатному ВАЛу [1] , дёрнул затвор и поставил на предохранитель. Надел балаклаву [2] . Перед воротами немного попрыгал, проверяя, как сидит амуниция. Прошёл в пустой фургон и занял место по левую руку от командира. Опять первый.

Скоро в кузов влез и сам полковник, сев спиной к перегородке между их отсеком и водительским.

– Веснин, задачу помнишь?

Он молча кивнул.

– Давай, никто кроме нас.

Молчун всё помнил. Его предупредили, что будет очередной смертник. Как всегда – убить при попытке сопротивления. Перед глазами до сих пор стояла фотография. До боли знакомая фотография его старого друга Николая Дорохова.

Владимир Веснин, по прозвищу Молчун, давно свыкся с чисто технической стороной убийства. Юридически они осуществляли операции по задержанию, где всякое бывает. Здесь также подкопаться было не к чему. Моральная сторона вопроса волновала Молчуна больше всего. Но полковник был чертовски убедителен, доказывая необходимость этих убийств.

Официально жертвам «вешали» наркотики. Но настоящая причина штурмов – нежелание олигархов продавать активы. Иногда бесполезные переговоры заходили настолько далеко, что оставался последний аргумент. Но контроль нужно было взять. Любой ценой. Знакомая история.

Ребята стали заходить по очереди в фургон, рассаживаясь по периметру. Чётко, собранно, не мешая друг другу. Минимум гражданской суеты и расхлябанности. Молчун любил порядок, как и все остальные в группе. Но не только это объединяло их.

Это – свои. Такие же ветераны, не вписавшиеся в гражданскую жизнь. «Теперь мы делаем самую грязную работу. Чтобы жизнь тех, кто не дал нам шанса вписаться в мирное русло, стала лучше. Иронично».

Фургон тронулся.

Следующие несколько минут Володя провёл, собираясь с мыслями. «Просто сделать первый шаг, и назад пути уже не будет. Как прыжок с парашютом. Дочка поймёт, когда вырастет». Во всяком случае, он надеялся на это. Она не будет нуждаться, а воспитывать девочку – не его конёк. Сила воли и терпение – всё, чему он может научить – не принесли ему ничего хорошего. Возможно, так даже лучше.

Бойцы сидели напротив друг друга, спинами к боковым стенкам фургона. Четверо – в ряду Молчуна, и пятеро – напротив. Винтовки упираются прикладами в пол, все пока расслаблены. Володя вспомнил, что по крайней мере, трое всегда взводили автомат только перед выходом.

«Всё, хватит! Лучший план я придумать не успел. Пора действовать».

Он незаметно снял предохранитель, одной рукой вскинул ВАЛ, направляя на группу, другой достал из разгрузки РГО [3] , зубами выдернул чеку и сильно врезал полковнику локтем.

– Оружие на пол! Медленно!

Группа смотрела на него. В их глазах читалась растерянность. Один из бойцов

– РГО из недавнего конфиската. Сами знаете, что здесь будет, если я отпущу. Меркулов, ты знаешь, кто я такой. Объясни им, что я иду до конца, если решил.

Все замерли. Они слишком привыкли быть в большинстве. Слишком привыкли, что почти никто не сопротивляется. Слишком привыкли быть всегда сильнее. «Что, парни, сидите, не шелохнётесь? Конечно. Это вам не охрану мажоров крутить, у которой только пистолетики. Они даже сопротивляться не будут. И уж точно не лохов на площади вязать. СОБР… Может, раньше вы были посмелее? Но не сегодня. Одна ошибка – и всю группу разорвёт. Никто из вас не готов рисковать сразу всеми, даже не узнав толком, чего я хочу».

– Парни, делайте, как он говорит. Он замочит – без вариантов.

«Нужно действовать, пока они в ступоре».

– Меркулов, собери автоматы и надень наручники. Потом – перевяжи его.

Раненый боец сжимал ногу и постанывал. Крови было много, но она не била фонтаном.

«Если нормально перевязать – будет жить».

Меркулов сложил автоматы около Молчуна и по очереди надевал наручники на бойцов. Полковник пришёл в себя.

– Молчун, что происходит?

– Полковник, я не буду ничего объяснять. Просто делай то, что говорю. Постараюсь не убить вас, если ты мне поможешь. Скажи водителю – пусть остановится. Потом позвони наружке и скажи, что операция временно отменяется. Пусть снимаются с места и идут отдыхать.

Молчун терпеливо ждал, пока полковник отдавал распоряжения. Всё это время Меркулов перевязывал раненого.

– Дай телефон.

Он по памяти набрал домашний номер друга, который помнил с детства.

– Шмель, это ты?

– Да.

– Оденься попроще и попрактичнее. Как в поход. Возьми налички побольше и приезжай к Быку. Ему нужно исчезнуть. Помнишь, где ты два года назад забор поломал? Там встречаемся. Машину и телефоны бросайте. На общаке добирайтесь. Хвост смотри. Всё понял?

– Да. Сделаю. Что стряслось?

– Там объясню. И, Саня, мне нужен прежний Шмель с быстро работающими извилинами, руками и ногами. Просыпайся.

Молчун сбросил звонок и продиктовал полковнику адрес.

Александр Геранин собрался быстро. Он понял, что для расспросов времени нет. Нужно сделать, как просит его друг. Все разговоры – потом. Шмель, как его называли самые близкие друзья, почувствовал, что размеренная и спокойная жизнь, которую он вёл последние пару лет, осталась в прошлом. «Почему для меня нет золотой середины? Всё или слишком спокойно, или – как на пожаре».

Уже не молодой, Саша обычно не готов был срываться куда – то по первому требованию друзей и знакомых. «Но Молчун не будет просто так сотрясать воздух, а ради Быка стоит постараться. Ради кого ещё?»

В вагоне метро ему вспомнился тот день, когда они впервые познакомились.

1989 год

Начало августа. Саша сидит на лавочке с Володей – высоким молчаливым мальчиком, соседом по лестничной клетке. Их мамы, стоя у подъезда пятиэтажки, тихо разговаривают о чём – то. Оба они смотрят на незнакомого соседского мальчика, который одиноко сидит на невысоком железном ограждении с игрушечным автоматом. Автомат новый и необычный, Саша такого ни у кого не видел, но мальчик просто держит его в руках, изредка поднимая и растерянно смотря на него – как будто не поймёт, что с ним делать дальше.