Изгои
Шрифт:
– Смутно, – тихо ответил он. Император нахмурился.
– Он оказался совершенно прав. Свод Правил был извращен. Там не сказано о том, что Восток может свободно распоряжаться легионами. Речь идет об ином – Восток может использовать магию, для того чтобы удерживать их в неких границах. И только. Именно в этом и состоят его обязанности.
– Значит, драконы… – пробормотал Ило.
– Да! Обязанность Юга – удерживать драконов. Лит'риэйн совершил такую же ошибку. Север же обязан следить за етунами, но примеров этого в истории всего несколько!
Оба ученых погрузились
– В последнее время они вроде бы вели себя спокойно… – пробормотал дварф, улыбаясь.
– Ваше всемогущество, вам доводилось читать копию, хранившуюся в вашем дворце? – поинтересовался Шанди, глаза которого к этому времени обрели прежний свой блеск.
– Нет… ваше величество.
– Вне всяких сомнений, словесные формулировки следует сделать более точными, – сказал фавн и тут же вновь улыбнулся. – Обязанности смотрителей должны определяться четко и ясно. Так что же, ваше императорское величество? Как вы отнесетесь к нашему предложению?
– К идее нового порядка? – сухо переспросил Шанди. – К вашему плану переустройства мира? – Он обвел кают-компанию взглядом. – Господин Ионфо?
– Идея крайне неожиданная, мой господин, – ответил старик, обменявшись улыбками со своей супругой. – Но на редкость удачная!
– Я хотела кое-что уточнить, – заметила Эигейз. – Настоящий Свод Правил поставит под запрет только такое использование магической силы, которое преследует дурные цели? Благонамеренные волшебники по-прежнему будут лечить людей, строить мосты и помогать нуждающимся? Волшебникам уже не придется таиться? Волшебство сможет стать одним из источников добра в этом мире?
Широкое лицо графини расплылось в улыбке, отчего ее щеки заходили ходуном.
Император повернулся к королю Краснегара, который, пожав плечами, заметил:
– Почему бы и нет?
Шанди улыбнулся.
– Доктор Сагорн?
Етун, не отрывая глаз от древнего свитка, рявкнул:
– Отличная идея!
– Я согласен, мой господин, – поспешил присоединиться к Сагорну Акопуло. Одновременно с этим он указал на некое, вероятно, особенно интересное место свитка, на что его коллеги ответили глубокомысленными кивками.
– Ило?
Ило согласно кивнул, да и что ему теперь оставалось?
– Выходит, решение принимается единогласно? – спросил император.
– Моя госпожа? – обратился фавн к Эшиале, которая по-прежнему сидела на ковре возле ребенка.
– Правое дело куда благородней простого стремления выжить, – ответила императрица тихо и тут же густо покраснела.
Шанди облегченно перевел дух.
– Хорошо сказано, моя дорогая. Ну что ж, мой волшебный друг. Признаться, ваш план представляется мне миражом, порожденным абсурднейшим идеализмом. Это – самая неосуществимая, призрачная и утопическая идея из всех, о которых я когда-нибудь слышал! Но, как сказала моя жена, она стоит того, чтобы мы стали бороться за ее осуществление.
– Кстати
– Тоже верно.
Император улыбнулся и протянул фавну руку.
4
– Конечно же, – сказала Инос. – Иные вещи стоят того, чтобы за них сражаться. Но разве могут понять друг друга тридцатипятилетняя мать и четырнадцатилетний сын?
Гэт лежал в кровати, на краешке которой сидела его мать. Несмотря на то, что на плечи Инос была накинута тяжелая меховая накидка, ей было зябко. Изо рта вырывался пар. Окно разрисовали морозные узоры. И все-таки во многих краснегарских спальнях было еще холоднее. В очаге тлел торф, что по здешним понятиям считалось едва ли не королевской роскошью, особенно в эту холодную зиму.
Гэт закутался сразу в несколько стеганых одеял, из-под шерстяного ночного колпака торчал только нос, необычная краснота которого была заметна даже при слабом мерцании свечи. Утешало лишь то, что он вообще цел. Из-под одеяла выглянул серый заплывший глаз. Второй глаз был закрыт, на нем лежал кусок сырого мяса. Впрочем, больше всего королеву расстраивал шатавшийся передний зуб…
– Такие, как отец, – упрямо стоял на своем мальчик. – Разве папа того не стоит?
Она вздохнула и надолго задумалась. Внизу продолжался праздник, правда, после известной истории, приведшей к тому, что его пришлось покинуть как хозяину, так и одному из гостей, в зале стало куда тише. Врачи сказали, что с Брэком не произошло ничего страшного, зуб же мальчику мог бы вернуть разве что волшебник, но только не тот единственный волшебник, которого знала сама королева… Зуб, судя по всему, воспалится и выпадет. Теперь каждый раз, – когда ее сын будет открывать рот, она будет вспоминать этот день – и так всю жизнь…
– Конечно же, ради папы можно сделать все что угодно. Но вот только драться из-за этого, Гэт, не стоило! Его ведь сейчас нет. Если бы его жизни угрожал медведь, гоблины или отряд разбойников, ты был бы вправе прийти к нему на помощь, верно? Этого, согласись, не происходит. Ты стал драться только потому, что кто-то плохо отозвался 6 нем, ведь так?
Он молча смотрел ей в лицо. Подобные лекции подобало читать отцу, а не матери. Вероятно, он знал не только то, на сколько у нее хватит сил, но и каждое слово, которое она собиралась сказать ему. Он был изранен и телесно, и душевно – сомнения мучили его сильнее любых ран. Он сомневался в себе, в матери, в отце..
– Что именно сказал тебе Брэк?
– Он сказал… Он сказал, что мой папа убежал к гоблинам. Что у него несколько гоблинских жен.
– И ты этому поверил?
– Конечно же нет! – И тут же боль, снедавшая его изнутри, стала куда сильнее. Инос заметила это до его взгляду. Те же сомнения…
– Брэк говорил о том, что папа – волшебник?
Гэт на мгновение задумался.
– Сегодня нет.
– А что ты ответишь мальчишкам, если они станут говорить такое о твоем отце?
– Скажу: «Ну и что из того? Это его личное дело!»