Изгои
Шрифт:
Любка стыдила. Это бесило мужа.
Устройся на работу хоть кем-нибудь! Посмотри! Ты совсем опустился, на человека не похож!
Заткнись, тундра! Я здесь хозяин! Не нравится, выметайся вон! Тварь безмозглая меня стыдить взялась. Иди вкалывай! Хватит на моей шее сидеть. Ишь, задницу отожрала, свинья колхозная! Кто тебя силой держит здесь? Да я таких как ты кучками за любым углом сниму.
Не ради себя прошу! Ради сына одумайся! Ведь ты и себя, и нас губишь!
Хватит причитать!
Любка замолкала. Она думала, как остановить мужа? Как уговорить? Баба вскоре поняла, что ни
Что ты понимаешь в моем организме? Дай на бутылку, я тут же выздоровлю!
С каждым днем жизнь в семье становилась невыносимее.
«Даже здесь, у бомжей, куда как спокойнее!» — подумалось бабе невольно.
Вдруг услышала голос Павла:
Люба! Вы спите?
Пока нет.
Идите к нам! Сейчас нельзя оставаться в одиночестве. Побудьте с нами.
Женщина глянула на сына. Сережка спал, улыбаясь, сжав в руках большое яблоко.
«Отец давно их тебе не покупал, а эти, хоть и чужие, не обошли, поделились», — подумала невольно и, тихо встав, пошла к костру.
Люди подвинулись, дав ей место у огня. Женщина, присев, вслушалась в рассказ смуглого спокойного мужика, сидевшего рядом с Кузьмичом.
Нет, она не выгоняла, я сам ушел. Понимаешь, детей не было. Прожили десять лет, и все псу под сраку. А тут завод закрыли. Разорился. Заказов не стало. Жена в торгашки подалась, а я не у дел. Везде был, нигде никто не нужен. Баба меня в торгаши стала уговаривать, я уперся. Не мое дело, не умею. На это тоже способности нужны. Ну, а тут пришел домой, жена собаку кормит на кухне и говорит ей: «Не ходи его встречать, он — безработный, значит, бездельник, дармоед! Не только мне или тебе, себе на кусок хлеба не заработал. Уже сколько времени на моей шее сидит и совести не имеет». Ну, что тут скажешь? Права! У меня от этой ее правоты в глазах темно стало. Повернулся и ушел от нее. Хуже всего от бабы зависеть, даже в мелочи. Все они с виду добрые да покладистые, а чуть прижмет нужда, враз зубы покажет любая.
У Любки кулаки сжались невольно. Может и Сашка со своими собутыльниками вот так же ее полощет.
Конечно, всяк себя выгораживает. Кто признается, что сам — говно? За десять лет даже дитенка не смог сделать, а бабу поганит. Да как она жила с таким холощеным? — возмутилась Любка и, не захотев никого слушать и видеть, ушла в хижину, легла спать, решив никогда больше не подходить к костру.
Бомжи, словно угадав, тоже не звали Любку посумерничать у огонька, и та, возвращаясь с работы, вскоре ложилась спать рядом с Сережкой. Сын рассказывал, как прошел день у него. Любка слушала вполуха, уже засыпая.
Мам, мам! А я с пацанами познакомился. Они тоже бомжуют, — рассказывал матери, но та уже не слышала, спала. Баба знала, бомжи никому не дадут в обиду ее сына, себе откажут, а его накормят. И Любка уходила на работу со спокойной душой. Случалось, иногда подрабатывала на мужиках. К ней их тянуло. Даже молодые парни не могли равнодушно пройти мимо нее. После таких встреч она приволакивала полные сумки харчей, половину
Прошло уже больше месяца с того дня, когда бабу выгнали из дома. Она все реже вспоминала Сашку, его приход на свалку, понемногу успокаивалась. Но однажды, придя домой, не увидела в хижине Сережку. Любка огляделась, позвала. Сын не появился. Баба обошла все хижины, спросила каждого бомжа, но мальчишки нигде не было.
Мужики и бабы вместе с Любкой обошли всю свалку. Заглянули в заброшенные лачуги, звали, искали — все бесполезно. Сережки не было нигде.
Мой алкаш уволок сына! Теперь попробуй его отнять! Он его на все замки закроет, цепным кобелем рядом сядет и будет сторожить. Как же вы не увидели, что этот гад за сыном пришел? — плакала, упрекала бомжей Любка.
Когда в сумерках из города вернулись все мужики и узнали о случившемся, Кузьмич предложил:
Затягивать не можно. Пока никуда не успел подевать, забрать надо мальца. Отнимем силой и накостыляем козлу, чтоб в другой раз не рискнул заявиться.
Я не верю, что он дома один. Небось, с ментами приморился, ждет, когда появимся. Ловушку подготовил. Просто так Сергея не отдаст! Не для того увел, со своим умыслом, — предположил Лопух.
Э-э, да что с ним церемониться?
И верно! К ногтю гниду!
Айда в город! Заберем пацана и ходу!
Всей кодлой ввалимся! Он со страху в портки навалит! — предложили мужики и ринулись в темноту дружной стаей.
Впереди всех бежала Любка. Пожив среди бомжей, баба осмелела. Научилась стоять за себя. Может отбрить любого нахала, а если понадобится, сможет и в зубы дать. Теперь она не испугалась Сашкиных кулаков и не стала ждать, когда бомжи выломают дверь или вызовут Сашку на улицу. Любка выбила дверь плечом, вошла в комнату, увидела Сашку. Он только что выпил одеколон, закосить еще не успел, все соображал. Появление Любки его не удивило и не испугало.
Прикатила, кобыла? Соскучилась по мужику? Не хватает тебе кобелей на свалке, подзаборная шлюха?
Любка заглянула в спальню, на кухню, в туалет, Сережки не было нигде.
Бомжи взяли Сашку в плотное кольцо.
Не надо! Не трожьте его! Я сама! — подошла к мужу и спросила хрипло: — Куда сына дел?
Какого сына? — глянул на Любку удивленно.
Тебе подсказать? Иль сам вспомнишь? Кончай кривляться, гнида! Где Сергей? — вспыхнули злобой глаза.
Что? Просрала Сергея? Бомжей своих тряси! Они его занычили! Не сыщешь — убью тебя! — двинулся к Любке с кулаками. Бабу затрясло от ярости. Она схватила его за шиворот, тряхнула в воздухе как тряпкой и отшвырнула в угол. — То ж надо! Эдакая мартышка столько лет мучил меня! Чтоб ты через уши просирался!
Шлюха! Сына пропила! — вопил из угла Дамочка.
Что?! — Любка шагнула к Сашке, долбанула кулаком по голове. Тот повалился на пол, затих.
Урыла! — ахнул кто-то из бомжей.
Туда ему дорога! Надо было раньше с этим управиться! — отвернулась баба и решила заглянуть на балкон.
Даже пустые бочки и кадушки проверила, в выварки посмотрела. Сына нигде не нашла: ни под койкой, ни под столом. Исчез мальчишка.
Куда спрятал, засранец? — трясла Сашку, который никак не успевал прийти в себя.