Изгой

Пучков Лев Николаевич

Да чего тут думать? На эту тему я уже не раз плотно размышлял – времени было достаточно, обсуждал вопрос с Федей, и мы пришли к определенным выводам.

Мы вообще не собираемся ни к кому примыкать. Потому что вступить в какое-то движение – это значит принять его «устав», согласиться с методами, принципами и правилами этого движения и в буквальном смысле утратить самостоятельность.

«Чьи вы, хлопцы, будете?»

Помните, да? То есть, хлопцы уже не сами по себе, вольные гуляки – они под кем-то. А помните, что там дальше? Если кто-то забыл, я подскажу: «Кто

вас в бой ведет?!»

В бой, как я уже говорил, мы не собираемся: если бы не Ленка с Лехой – вообще залегли бы на дно и сидели бы тише воды, ниже травы. То, что происходит сейчас, – это случайность, разовая акция. Можете считать это вывихом или криком души, на ваше усмотрение.

А любое экстремистское движение – это прямой путь на нары или под пули. И не важно, чьи это будут пули: злобных киллеров или родного спецназа. Все активные движения рано или поздно берут под патронаж или уничтожают. Исключений в практике нашей страны пока что не было: это у кельтов и бывших мавров такое возможно, но никак не у нас.

Патронаж нам однозначно не светит: слишком много народу хотят нас поймать или убить. Так что все «движения» бодро топают мимо, а нам остается один, сугубо изгойский путь: удрать куда-нибудь подальше от очагов цивилизации, спрятаться и никуда не высовываться...

Мы полюбовались сверху на идиллическое единение соратников по ксенофобской фракции и тоже спустились во двор. Ленка села в свою машину – в многочисленной компании чужих мужиков она чувствовала себя неуютно.

Чуть погодя, с интервалом в три минуты, позвонили Усольцев и Леха. Усольцев сообщил: прибыли на эвакопункт, все в порядке, ждут команды. Леха передал доклад шпиона из общаги: в зверинце тихо, четверо к девяти часам убыли на дежурство в «Газават», остальные спят. Укомплектованы семь комнат. Кавказдючий покой сегодня охраняют сержанты Казбек и Ильяс, в комнате номер «десять» – две девушки.

– Девок не трогать, – сказал Федя.

– Само собой. – Андрей покосился в сторону Ленкиной машины – не слышит ли. – Мы с шалавами не воюем.

– Не факт, что шалавы, – поправил я.

– Ну как – с «чушками», добровольно...

– Не факт, что добровольно, – поддержал меня Федя.

– Ну, не знаю, – на лице Андрея отразилось недопонимание. – В общем, нам без разницы: женщины – не наш профиль, так что можете не волноваться...

* * *

В начале десятого наблюдатели у ворот доложили, что со стороны общаги к нам едет «ЗИЛ».

– Пусть в дом зайдут, – сказал Федя Андрею. – И предупреди: не надо умных советов насчет того, чтобы отнять у водилы телефон. Почему – понятно?

– Непонятно. Но – как скажешь.

«Трибунальцы» вошли в дом, во дворе остались мы и легионеры.

– Скотч, пакет? – предложил Руденко.

– Да, но не прямо сейчас, а как встанет.

Спустя пару минут во двор заехал грузовик. Руденко и его люди поступили в соответствии с легионной практикой для таких ситуаций: накинули капюшоны толстовок и повернулись спиной к воротам.

Как только водитель заглушил мотор, легионеры во главе с комиссаром натянули шапки с

дырками для глаз и повернулись.

– Оп-па... – Гасан, спрыгнувший с подножки, от удивления разинул рот. – Эт-то че за...

– Руки, – вполне дружелюбно предложил Федя, демонстрируя свой пистолет. – Руки на бампер, стой спокойно. Здесь тридцать человек – дернешься, живого места не останется.

Гасан геройствовать не стал, дал себя связать и спокойно присоединился к скучающим в бытовке хлопкоробам. Вязал его лично Федя, вполне корректно, без тычков и затрещин. Как видите, джигиты с возрастом становятся мудрее и понимают, что в некоторых случаях гордость следует выключать. Единственное, что он себе позволил, это небольшая сентенция по поводу судьбы своего железного коня:

– Ребята... Я не бандит, эта машина – все, что у меня есть, она мою семью кормит. Не знаю, зачем она вам, но если пропадет...

– Машина твоя будет возле общаги, – успокоил Федя. – Минут через двадцать все кончится, заберешь – у гаражей, со стороны рынка.

– А что кончится?!

– Тебя это не касается.

После этого Федя дал команду экипироваться.

«Трибунальцы» быстро разобрали пруты, надели маски и выстроились возле «ЗИЛа». Четверо легионеров тоже экипировались и встали на левый фланг. На «пост» у бытовки и у ворот заступили «питерские» стрелки.

– Выдвигаемся в общагу, мочим хачей! – громко объявил Федя (дверь бытовки закрыть «забыли», так что пленникам все было слышно). – Сейчас их там двадцать шесть человек, плюс два мента – тоже хачи. По прибытии тихо спешиваемся, тихо заходим, сосредоточиваемся в коридоре, каждая группа напротив своей комнаты. Затем, по общей команде, вламываемся и гасим всех подряд. По голове не бить, только по ногам и рукам. Задача простая: никого не убивать, но всем до единого сломать руки. Обе! Вопросы?

– Никак нет! – дружным хором гаркнул строй.

Ух ты! Как-то сразу повеяло ностальгическим армейским душком...

– А вы, товарищ Комиссаров, остаетесь стеречь пленных! Как только мы доедем до общаги, бросаете их к бениной маме и летите к нам.

Руденко хмыкнул, молча кивнул и изобразил подобие строевой стойки.

– Ну все. Командир – произвести расчет по группам. Обслуживать будем семь комнат.

Андрей быстро рассчитал бойцов. Я не видел, что творится в бытовке, но готов поспорить – Гасан впитывал каждое слово и выводы сделал вполне соответствующие.

– Готовы?

– Так точно.

– По местам!

Бойцы попрыгали в кузов, Федя с Андреем закрыли борт и затянули сзади тент.

Запустив двигатель, Федя отвел «управление» за машину и проинструктировал:

– Мы с Андреем в кабине. Димон, юнги – выдвигаетесь с Ленкой, следом за нами. По прибытии, как выйду – юнги сразу ко мне, работаете как сказал, Димон, охраняешь Ленку. Да, по прибытии звонишь Сане.

– Ты уже говорил.

– Угу... Саня, ты остаешься со своими, ждешь сигнала. Как Димон тебе звякнет, сразу дуй к общаге. Будешь подъезжать, позвони Усольцеву: пусть засада выдвигается на рубеж. И – смотри в зеркало, на бытовку.