Изгой
Шрифт:
У сестёр терпение лопнуло, когда первый народ с вещами потянулся на правую палубу. Рыжие вломились в каюту к кузине и силком выволокли ту в коридор.
— Девочки, что вы делаете? Отпустите, — безуспешно упиралась княжна. — У меня причёска ещё не уложена.
— Ань, ты дура? — в один голос рыкнули рыжие. — Какая причёска? Мы падаем!
Ну не так чтобы, прям, падаем, но в остальном полностью солидарен. Да, дура редкостная.
У спасательного шлюпа дежурил офицер и матрос из команды. По трапу перебирался на борт генерал, пропустив
Коммерсант пытался всучить офицеру пухлую пачку купюр, в чём-то его убеждая. Желчный чиновник нетерпеливо подпрыгивал в ожидании своей очереди.
— Сначала дети, женщины и генеральский состав, — издали предупредил нас офицер, отмахиваясь от коммерса, как от назойливой мухи.
— Это и ежу ясно, — усмехнулся я, шагнув в сторону, и сделал приглашающий жест. — Дамы, прошу.
Вперёд прошмыгнула вишнёвая рыжая. За нею — Катрин. С княжной, как всегда, оказалось непросто.
— А как же багаж? — возмутилась княжна. — У меня там наряды. И ценные вещи. И книги. Немедля доставьте сюда мои чемоданы!
Спорить — только время терять. Я подхватил её под локотки, приподнял, поставил на трап и, придав ускорение, крикнул:
— Принимайте кузину. И присмотрите, чтобы не выкинула ничего до отлёта.
— А как же вы? — воскликнула Катрин, подхватывая Анну и передавая её сестре.
— Мы разберёмся, — отозвался я бодрым голосом. — Мест на всех хватит. Если что, на втором улетим. Идите, не мокните, встретимся на земле.
Конец фразы заглушил приближающийся топот.
— Я мать! Мне без очереди!
Суровая тётка неслась во главе атакующего клина крепких парней, с сыначкой в одной руке и с внушительным ридикюлем в другой. Я отскочил к стенке и утянул за собой Менделеева, чтобы нас не стоптали.
— Я бронировала! — известила она офицера и, отпихнув того боком, протопала на палубу шлюпа.
Через секунду из кубрика уже доносился её властный рык. Судя по долетающим обрывкам фраз, генеральша не туда села.
Порыв ветра ощутимо толкнул дирижабль, по палубе хлестнули струи дождя, в хвосте что-то хлопнуло, лопнуло, звякнуло. Кусок обшивки отвалился и, кружась опавшим листом полетел, вниз к земле. Происшествие отрицательно сказалось на нервной системе оставшихся.
— Я коллежский советник! Служащий фискального управления! У меня миссия государственной важности! — воскликнул желчный чиновник, пытаясь пролезть вперёд.
— А я заплатил! — аргументировал коммерс, цепляя его за полу мундира.
Они, переругиваясь и пихая друг друга, полезли на трап.
— Осталось всего одно место, — предупредил офицер, переводя взгляд с нас на генеральского адъютанта.
— Вон, его посадите, — кивнул тот, щелчком выбрасывая окурок за борт.
Мы с Дмитрием обернулись в направлении жеста — к шлюпу спешили три человека. Вернее, спешили двое, один не спешил. Стюарды, практически волоком, тащили взъерошенного инженера. Тот же, не замечая, что происходит вокруг, даже на ходу делал записи в своей амбарной тетради, периодически облизывая химический карандаш.
Бедолагу
Отплыл на достаточное расстояние. Команда откинула и закрепила плоскости горизонтальных рулей. Крутнулся винт, размывшись вихрем дождевых капель, набрал обороты. Хвостовой плавник шевельнулся. Спасательный шлюп заложил плавный вираж и взял курс на Хабаровск.
Хотелось надеяться, что долетят.
— Господа, прошу за мной, — обратился к нам офицер и направился к левому борту.
Там уже стояли матросы из экипажа. Чесали затылки. Оболочка спассредства лежала на палубе шлюпа мокрой медузой. Из пары пробоин с шипением вырывался летучий агент.
— И что теперь делать? — растерянно пролепетал Дмитрий.
— Снимать штаны и бегать, — процедил адъютант, зло плюнул на палубу и развернулся на пятке. — Я в бар. Вы со мной, господа?
Бухать сейчас — последнее дело. Я предпочёл оставаться в трезвом рассудке и, естественно, отказался. Менделеев дёрнулся было, но посмотрел на меня и тоже покачал головой.
— Что делать будем, Мишель? — повторил он вопрос, когда наш случайный попутчик ушёл.
Я ещё раньше заметил за приятелем такую черту — терялся он в критических ситуациях. Но у каждого свои недостатки, тем более что теперь у него есть я.
В принципе, ничего страшного не случилось. Дирижабль не самолёт, высоту теряет, но плавно. Так что посадка будет относительно мягкой…
Со стороны кормы прилетел громкий хлопок, пол ухнул вниз, нас кинуло на перила.
— Да ёкарный бабай, — ругнулся я, восстановив равновесие, и запустил «Панораму».
Причину долго искать не пришлось.
Грозовой фронт укатил сильно вперёд, ливень сменился мелкой моросью и уже не сдерживал пламя. А штатные средства пожаротушения израсходовали ещё до того. Огонь, разгоревшийся под порывами ветра, теперь перекинулся и жрал обшивку внутренних капсул. Хлопок — это лопнула крайняя. Та, что у самой кормы.
«Сколько их там, Лебедев говорил? Десять? — подумал я, припоминая рассказ капитан-лейтенанта. — Значит, девять осталось…»
Восемь уже. Раздался новый хлопок и дирижабль заметно просел.
Офицер, приняв решение безо всяких Даров, погнал матросов на палубу шлюпа. Под короткие фразы команд и сочные матюки, те принялись чинить оболочку. Но успеют ли? Шансы были, но небольшие. «Весы» показали всего тридцать процентов.
— Пошли, — бросил я, увлекая Димыча за собой.
— Куда?
— В капитанскую рубку.
Здесь оставаться бессмысленно — будем только мешать. Чем там поможем? Я пока тоже не знал, на месте посмотрим.
Мостик выглядел так, словно через него огненные носороги прошли. Окна выбиты, штурвал сломан, стены щербились обгоревшей щепой. С улицы задувал ветер вперемешку с дождём. Под ногами скользил пол, покрытый слоем воды. Воды подозрительно красной. Запах частично повыветрился, но в нос ещё шибало копотью, горелой плотью и кровью.