Излеченные души
Шрифт:
— Я не позволю вам причинить ему боль. Пожалуйста... просто позвольте мне успокоить его. Позвольте мне усмирить его ярость.
Как будто по сигналу, Флейм закричал позади меня. Мурашки поползли по моей коже от всей той боли в его голосе. Я закрыла глаза. Сделала глубокий вдох.
Развернулась.
Мое дыхание было неровным, когда я стояла, замерев, зная, что стою лицом к лицу с мужчиной, о котором постоянно думала. Затем я вздрогнула, когда очередной рев раздался из его горла. Досчитала до трех, затем заставила себя открыть глаза.
Моя спина ударилась о дверь, когда я
— Флейм, нет...
8 глава
Флейм
Я не мог остановить пламя.
Мужчина связал меня.
Я не мог дотянуться до своих ножей.
И он был здесь со мной. Даже с открытыми глазами я мог видеть его. Я мог видеть его мысленным взглядом. Мог слышать его в своей голове. Я не мог заглушить его голос. Он называл меня грешником, ругался из-за зла в моей крови. Но я не знал, чего он от меня хотел. Не хотел помнить выражение его лица, когда он кричал на меня. Не хотел помнить то темное холодное место. Не хотел помнить, как его ремень рассекал мою кожу. Но я не мог вытащить свои ножи и остановить воспоминания... не мог остановить гребаные воспоминания в своей голове...
— Он, черт побери, отсталый, Мэри. Весь день сидит в своей комнате, играет с долбаным конструктором Лего. Строит и строит, никогда не радуется, не веселится, и даже не делает что-то, бл*дь, другое! Он не говорит, не отвечает мне. Не плачет и не смеется. Где его чертовы эмоции?
Я забился в углу комнаты, наблюдая, как он кричит на мою маму. Ее взгляд был печальным, когда она смотрела на меня. Но мама не плакала. Мама больше никогда не плакала, не кричала и не смеялась.
— Майкл, — умоляла она. — Пожалуйста, просто оставь его в покое. Он просто не такой как другие дети. Но он наш... он мой. Я знаю, он особенный. Я могу видеть это по его поведению и образу мыслей, но...
— Особенный? Он, черт побери, отсталый!
Он говорил обо мне. Снова злился на меня. Но я не понимал, чем так его взбесил? Я старался. Всегда старался сделать его счастливым. Но никогда не получалось. Он только злился еще больше. Все больше и больше обижал меня. Глубоко внутри себя я чувствовал его разочарование во мне. Я не мог спать, и из-за переживаний мои руки дрожали. Я... я был растерян. Я старался. Правда-правда старался.
Он подошел к столу, на котором моя мама готовила еду. Вытянул руку и все блюда упали на пол. Я закрыл уши руками, когда мой младший брат заплакал. Я раскачивался на полу, бубня себе под нос, чтобы блокировать звуки. Я ненавидел звучание плача и криков. В моей груди болело из-за этого, а желудок сводило.
Но руки, накрывающие мои уши, не могли заглушить звуки разбитой посуды,
— Я говорил с пастором Хьюз. Он верит, что в крови мальчишки течет зло. Пламя ада может течь по его венам. Вот почему он так себя ведет. Вот почему он отсталый.
Я перестал раскачиваться и вытянул руки, перевернув их, чтобы рассмотреть вены. Но я не видел никакого пламени. Мысли начали крутиться в моей голове с бешеной скоростью. Зло? Во мне было зло? Пламя бежало по моим венам?
Не желая этого в своем теле, я царапал вены на запястье. Я не хотел пламени внутри себя. Может, если вырвать пламя из моего тела, он полюбит меня? Может, я пойму, чего он от меня хотел?
Услышав скрип половицы, я поднял голову. Он сделал шаг вперед, и я уставился на его лицо.
Его кожа побледнела. Они с мамой оба пялились на меня. Глаза были выпучены. Рука мамы взметнулась ко рту. Но его лицо начало краснеть, рот сжался в тонкую линию. Что-то не так, но я не понимал что.
Не отрывая от меня взгляда, он сказал:
— Видишь, Мэри? Видишь, как он ощущает огонь под своей кожей? Как он пытается вырвать пламя? Пастор нас всех предупреждал в церкви. Он говорил нам о признаках зла в наших родственниках.
Мои пальцы замерли на коже. Я опустил взгляд и из моих вен текла кровь. Я чувствовал облегчение в груди, зная, что немного пламени покинуло мое тело. Поднял свои запястья, чтобы показать ему. Показать, что дьявольское пламя покидает мое тело, как он и хотел.
Но он отшатнулся, губы больше не были поджаты. Вместо этого они приоткрылись. Он повернулся к моей маме.
— Я звоню пастору Хьюзу. Повезу его прямо в церковь.
Я перестал двигать руками, когда он упомянул церковь — мне не нравилось это место. Не нравился пастор. Мне не нравились змеи, которых там держали. И не нравился напиток, из-за которого их тела сотрясались на полу.
Мама помчалась вперед и вцепилась в его руку.
— Пожалуйста, Майкл, оставь его в покое. И, — мама сделала глубокий вдох, — может, мы сводим его к доктору. Может, мы чего-то не понимаем? Возможно, на этот раз нам должен помочь настоящий доктор... помочь ему.
Он замер и прищурил глаза, глядя на мамину руку.
— Доктору? Ты знаешь нашу веру, Мэри. Знаешь, что мы избегаем медицинской помощи. Если мы будем много молиться, если будем чисты и смиренны, Бог исцелит... в противном случае... — Он оттолкнул маму, пока та не ударилась о кухонных стол. Мама вскрикнула от боли, и мой желудок сжался в тугой узел. Он указал на мое лицо. — Тогда ты вот так же закончишь. Пронизанная грехом, злом и отсталостью!