Излеченные души

Коул Тилли

Она прижалась щекой к деревянному полу.

— Спи, Флейм. Я не покину тебя. Буду здесь, когда ты проснешься.

Мои глаза начали закрываться, и темнота поглощала меня. Но последнее, что я видел — зеленые глаза Мэдди, которые наблюдали за мной. И даже когда меня накрыла темнота, которую я ненавидел, ее глаза все еще сияли. Они забирали боль.

12 глава

Мэдди

Он

беззвучно спал.

Он едва шевелился — только его грудь поднималась и опадала в ритме глубоких вдохов. Этот убаюкивающий звук помогал мне расслабиться, но каждый раз, когда мой взгляд перемещался по помещению, я могла видеть только то, как Флейм раскачивался у стены, накрыв голову руками, пока бормотал.

Я была убеждена, что он даже не подозревал, что бормочет. Казалось, будто он пытался заглушить что-то в своей голове. Я сидела в страхе от того, чем это может быть, когда он поднял на меня взгляд, но смотрел будто сквозь меня, фокусировался на чем-то за мной. Из-за этого его лицо побледнело, взгляд стал безжизненным.

Я зажмурилась при воспоминании о том, как Флейм шатаясь направился к люку в полу, как пытался снять штаны и... Боже... прикасался к себе. Грубо, болезненно и в то же время скользил ножом по своей плоти одиннадцать раз. Всего его тело было в татуировках, каждая часть проткнута пирсингом. Каждый раз мой взгляд цеплялся за странный шрам. Я понятия не имела, как можно получить такие увечья.

И затем он нашел освобождение на полу, изогнув спину. Но не казалось, что он был в приятном экстазе, казалось, ему было больно от того, что телу пришлось извергать семя.

Так же была рвота.

Я помнила рвоту. Хорошо помнила. Потому что когда Моисей взял меня ребенком, когда связал меня, забрал мое девичество, а затем брал, чтобы изгнать зло из меня, меня тошнило. Это было частью проклятья. Мой стыд, вызванный этим действием.

Затем я подумала о Флейме на кровати, его спина изгибалась, будто кто-то проникал в него сзади. Это навело меня на мысль, что у нас было больше общего, чем я ранее думала. Хотя, была уверена, то, что произошло с Флеймом, было хуже.

Я думала о том, как он говорил со мной. И внезапно мое сердечко затрепетало, пока лежала на полу, я боролась с улыбкой от этой мысли.

Мне нравятся твои волосы...

Такая простая истина, тем не менее от нее мое сердце парило, так как я была уверена, что Флейм не раскидывался комплиментами. Викинг говорил, что Флейм застенчивый и не понимал тонкостей человеческих эмоций. Чем больше мы общались, тем больше я видела, что ему было сложно понимать мои эмоции. Он прищуривал свои темные глаза, когда, как я предполагала, мои эмоции менялись. Но он не мог «читать меня». Тем не менее, смог спросить, почему я плачу. Почему покраснела.

Кому-то его речь могла показаться грубой и вызвать вопросы, почему он не понимал такие простые истины как другие люди. Но для меня это было потрясающим отклонением.

Мужчины в моем прошлом не гнушались использовать ложь для собственно выгоды. Но не Флейм. Я знала, что он не будет лгать. Он не мог. Я чувствовала себя в безопасности. А для меня безопасность была одной из самых важных потребностей.

В коттедже было темно. Я знала, что должно быть, прошли часы. Мне было интересно, стоят ли АК и Викинг снаружи, и полагала, что так и есть. Я знала, что стоило сказать им, что Флейм утихомирил то, что держало его в своих тисках. Но отказывалась двигаться. Флейм все еще не вернулся. Прямо сейчас он был в плохом состоянии из-за обезвоживания и своих внутренних демонов. Его кожа была в ужасном состоянии, и он нуждался в уходе.

И я хотела побыть наедине с ним… Я не знала, как долго мы сможем остаться в этом коконе — только мы вдвоем — однако, я не хотела, чтобы это заканчивалось.

Я почувствовала, как мои глаза начали закрываться, и прежде чем погрузилась в сон, последнее, что я ощутила, как моя рука слегка касается руки Флейма.

***

Звук птичьего щебета на улице пробудил меня ото сна. Открыв глаза, я дернулась от виде незнакомой комнаты, затем заметила знакомое лицо. Серьезные черные глаза смотрели на меня.

Мы так и лежали в тишине, пока я не вздохнула глубоко и нервно сказала:

— Привет.

Флейм заморгал: раз, два, три раза. Затем приоткрыл свои сухие губы и ответил:

— Ты осталась.

Выражение его лица не изменилось, но в тоне голосе сквозило изумление.

— Я же пообещала.

Вздох сорвался с его губ.

— Как ты спал? — спросила, радуясь видеть, что под высохшей кровью и грязью на его лице, его кожа уже не была такой бледной.

— Я спал? — спросил он. Я нахмурилась на этот вопрос, пока он нетерпеливо ждал ответа.

— Да, Флейм, ты спал.

— Как долго? — на это раз его голос был хриплым.

Я посмотрела на закрытое окно кухни, за которым начинался новый день.

— Часы. Может, семь или восемь. Точно не могу сказать.

Дыхание Флейма участилось, и у него раздулись ноздри, все его тело источало напряжение, отчего я быстро села. Мне было страшно, что он снова во власти своей тьмы, снова вернулся в тот ад, когда был привязан к кровати. Вместо этого его потерянный взгляд нашел мой, и он прошептал:

— Я никогда не сплю. Всегда хочу, но никогда не могу. В моей голове всегда слишком много всего. — Флейм поднял свою ослабевшую руку и постучал себе по голове.

Я думала, что мое сердце развалится надвое, услышав эти тихие слова. Когда он остался все тем же самым Флеймом, который так мило разговаривал со мной, я расслабилась на полу. И напряжение покинуло тела Флейма.

— Ты никогда не спишь? Не спишь по ночам?

Флейм выдохнул. Он вытянул свою руку с синяками, чтобы осмотреть и указал на запястье.