Излучение души

Якименко Галина Михайловна

* * *

Сегодня солнышко! Ура! Как настроение с утра? Давно небесное светило Из сумрака не выходило… Февраль день начинает пятый… Предчувствием весны объятый, Улыбки дарит Водолей — Ему жить стало веселей! Р. S. Пусть годы мчатся как мгновенья, Люблю всегда свой день рожденья!

* * *

Почему люблю свой день рождения? Ну конечно ж, из-за вдохновения: На весь год получаю внимания Для дальнейшего существования!

IV. НАБРОСКИ

ДЕТСТВО

Младшей сестре Нине

Душа моя — нежный котенок, Лицо мое — грецкий орех… В день Ангела, словно ребенок, Игрушку хочу больше всех! Ведь мне за всю жизнь подарили Бабайку и мишку (давно)… Те счастья минуты уплыли И их возвратить не дано… Тень полуголодного детства На времени том, золотом… Осталась дыра от наследства В глубоком кармане пустом… Ах, как я карманы любила! А были они до колен. В них найденный мусор хранила, Что брал душу детскую в плен. Я в куклы тогда не играла — Их не было вовсе у нас. На небо смотря, улетала В заоблачный космос не раз. И, строя воздушные замки, Мечтала о рае земном… Нас четверо было у мамки, А папка нас бросил потом… На фото шестидесятых Я с куклой, однако, сижу И радостным взором дитяти В глазок объектива гляжу. Ее дал на

время фотограф, Естественно, после отнял. Казался волшебником добрым Тот дядя чужой для меня!.. Когда родилась сестра Нина, То папка ее не видал. Мордовка отбила, Фаина, Уехал он с ней на вокзал. (Маштехникум [9] был Совнархозом Далекой хрущевской поры, Отец в нем работал завхозом, А Файка там мыла полы… Братишке не стукнуло года, А мне не исполнилось двух… Как только такого урода Земля носит, выскажешь ль вслух? А старшей сестренке, Людмиле, Тогда было ровно пять лет… Но дети не остановили Тех, у кого сердца нет). В Иркутск они завербовались — Так позже до мамы дошло. Мы, глупые, всем улыбались… На маму несчастье легло. Однажды я к ней подбежала, Увидев из глаз два ручья, За руку взяла и сказала: «Не плачь, буду плакать и я». Тут мамочка заулыбалась И вытерла слезы платком… Потом она плакать старалась, Наверно, в подушку, тайком… Нас, помню, с ранья поднимали, Мы шли в магазин за углом, И там, на Гражданской, [10] стояли За сахаром все, впятером. По два килограмма давали, А больше не смей попросить! И мама перепродавала, Чтоб что-то другое купить. Что ели мы? Хлеб. Из-под крана Холодная только вода. Мы пили быком, а стаканом Пренебрегали тогда. Мы сахар на хлеб насыпали, Слегка поливали водой… О яствах иных не слыхали, Довольствуясь сладкой едой… Недолго жила коза, Зинка. (С ней мама справлялась легко). В кудрях серебристая спинка… Давала она молоко. Кому-то тогда помешала, Как будто бельмо на глазу. И с горечью мама решала, Куда девать нашу козу… Из дома стремглав убежала, Когда Зинку резать пришли… Есть мясо ее я не стала, А слезы текли и текли… Конфет вообще не видали, Но помню «Чио-Чио-сан» — Они на витрине лежали — Три с лишним [11] рубля килограмм… Пустые бутылки сдавали — Двенадцать копеек одна! Кофейный брикет покупали — Ему шесть копеек цена… Поднятый с асфальта огрызок От яблока — редкость тогда… Поэтому фрукт этот близок И будет любим мной всегда! Картинки, смеясь, собирали От спичечных коробков, На фантики после меняли, Подобранные у ларьков… Как летом сладка газировка! Что значил для нас недолив? Обслуживала тетя ловко, В итоге машину купив… Одетые в ветхие тряпки, Бесцельно слонялись везде… А умные делали «бабки» Уже и тогда на воде… Лепили мы танки из глины, Играли все вместе в войну… Не ведали о пластилине, Не думали мы про страну… В России, что старый, как малый, Давно поговорка живет… К игрушкам тянусь небывалым… Кому это близко, поймет… Р. S. Дырявая детская память: Не помню былого житья. По воспоминаниям мамы Набросок составила я.

9

Машиностроительный техникум.

10

Сейчас проспект В. И. Ленина.

11

3 руб.50 коп.

ПЕРЕСТРОЙКА

Я так тосковала по письмам к друзьям… Писала — мне не отвечали… Когда перестройка приблизилась к нам — Вдруг все как один обнищали. А заодно опустела душа И молча замкнулась, горюя… В просторных карманах — совсем ни гроша… Кому свою боль понесу я? Я в гости совсем перестала ходить (Вернулась к классическим книжкам): Мне не на что было гостинцев купить На радость встречавшим детишкам… Позднее, примерно годов через пять, Когда уж почти что воспряла, Я стала конверты друзьям посылать И адрес на них свой писала. Но, видимо, их зачерствели сердца. (Иль стало другое помехой?) Мне не было ни одного письмеца Из нескольких строк — ради смеха… Прогресс… И мобильные сети кругом… Но в голос тех чувств не заложишь… Всё как-то по-быстрому, как-то бегом… В письме же всю душу изложишь!.. Я буду тебе благодарна навек За редкие письма в конверте! Мой милый из молодости человек, Давай не теряться до смерти?!

ВОСПОМИНАНИЕ

К. Л. М.

Мир молодости звонкий Твой оживил приезд! Я вижу: мы — девчонки, С отделом едем в лес… У пруда две палатки, А рядом — костерок… Лукаво треплет прядки Приятный ветерок… Днем плавали, купались, Играли в волейбол… Как в детстве, развлекались, Шаля наперебой… В ведре варили кашу На сгущенном молоке… (Сейчас бы манку нашу!) Чай грели в котелке… Была ты заводилой И у костра, в тиши, Подначивать любила Без злобы, от души. Ты над Витюлей как-то Решила подшутить… Он, бедный, вход в палатку Никак не мог найти… (Он норму блюл: две стопки! Ты настояла — три! От передозировки Замкнуло цепь внутри)… Мы весело смеялись, Когда он рассказал, А у тебя катались, За животы хватались Два чертика в глазах!.. Мы в дружбе обходились Без ссор и без обид. Мы нищетой гордились: Был каждый счастьем сыт!.. — Я знаю лучший самый, — Сказала Валя, — пруд, — Мои там папа с мамой В Рузаевке живут… По пятницам садились В вагон мы, пять девчат, И отдыхать катили Куда глаза глядят. А с нами трое сильных, Отчаянных парней: Витюля и Василий, И Эдик — всех стройней. В душистом сеновале Любили ночевать, А мыши нас пугали — Елозили, шуршали — И не давали спать. Однажды утром встали, На пруд пошли пешком. Мы не предполагали, Что он так далеко. Мы проголосовали, Шофер остановил: — Возьму четырех кралей, — Серьезно заявил. ВСЕ втиснулись в машину, Легла я поперек На всех на вас, на спину, Ногами в потолок. Я легче оказалась. (Но длиньше — стыд и срам). Меня на всех досталось По десять килограмм. С недоуменьем милым На нас смотрел шофер… Машина покатила… Смех заглушал мотор… В Рузаевке Витюлин Был тоже дом родной. В него мы заглянули В какой-то выходной. Гуляли мы по саду, Где яблоневый дух Такую нес усладу, Какой не ведал нюх. Родители накрыли Шикарный стол нам тут… Мы утром поспешили В Хованщину, на пруд… Экскурсия, конечно, По Белой, [12] на плотах Останется навечно В виденьях и мечтах. Мы в шортах и рубашках (И каждая — модель!), Эмблемы на кармашках: Под солнцем речка, ель. Их Вера-мастерица Нам вышила тогда. (Мы ткань прочнее ситца Купили без труда)… Команда в светло-синем С Мордовии девчат Казалась всех красивей И привлекала взгляд… Любовные романы — Награду молодым, Как знаки [13] ветераны, Мы бережно храним. Была в них окрыленность И неба чистота, Восторги и влюбленность В уральские места. Там Лида полюбила — Плыл полубог один: Красивый,

полный силы — Славянский исполин. И звался он так славно — Гриценко Николай. (Как тот артист, что в «Анне…» Каренина сыграл). Плотом отважно правил… (Прошло немало лет, Возлюбленной оставил На сердце яркий след)… Розовощекий Мишка С Катюшею дружил. (Куда он, шалунишка, С ней по утрам ходил?)… Мне помнится, по Белой Мальчишка плыл — Масгут — Худой и загорелый, И ловкий, как мангуст. Как ты его дразнила! (Неопытен он был). А ведь тебя, Людмила, Он искренне любил! Влюбленный в гомон птичий Рассказывал, смеясь, Что стать хотел б лесничим… (Мечта его сбылась ль?)… (Отплавав, навестили Уфу. Вы пару дней Там у Масгута жили… С девчонкою своей Вас познакомить рад был… В Саранск он приезжал Потом, сметя преграды, — Кого он обожал?.. Смотрю: на фото давнем Ты, Лида и Масгут. Что скажешь в оправданье? Любовь витает тут!) Встает, как из тумана, Знакомый силуэт… (Ду-шев-ные романы! Жаль, продолжений нет)… В походе заводилой Была, конечно ж, ты! Мы за тобой ходили Как дети, раскрыв рты. Откуда ты все знала? (Родной повинен Юг?) Всем в души ты запала, Наш милый, добрый друг!.. Дождь льет… Набившись вместе, В палатке мы сидим, Горланим дурью песни, Мешаем спать другим… Все песни на привале Отлично помню я: О том, что было мало Закуски и питья, Об атамане дивном С сноровкой во весь рост… И о дохе противной, Не греющей в мороз… Песнь о душе болящей, Косолапой, как медведь, Мы даже в настоящем У Веры любим петь!.. В пещеру на Урале, Что Каповой звалась, Где предки проживали, Сходили один раз. Скользя во тьме, по струнке Взобрались мы наверх: Искали те рисунки, Что поражали всех. Прошедших лет отметки Нашли мы при свечах: Их начертали предки С лучинами в руках… Дрожа в одеждах легких, Мы были тем горды, Что пращуров далеких Увидели следы! Наскальное искусство — В потемках, на скале! — В нас пробуждало чувство Причастности к Земле!.. Так вот, в этой пещере, Где холодно — до слез, Попался нашей Вере Селедки ржавый хвост. (Про тощий хвост селедки Мы пели каждый раз, Когда кончалась водка С консервами у нас)… Вы глубоко ныряли… И раз в пучине вод Случайно увидали Под берег ведший ход. Риск был, что задохнетесь, Проплыли далеко И вынырнули в гроте — Пещере за рекой! Чудесное виденье Открылось вам тогда!.. С великим наслажденьем Вы плавали туда! Растравливали души Не могущим нырять… Нам оставалось слушать, Завидовать, кивать… Шел сериал «Ундина»… Пещеру я смогла Увидеть в той картине… Такая же была На Белой, на Урале? Твой голос: «Не сравнишь Картинку в сериале С природною! Смешишь?!.» Мы плыли, загорали В купальниках. И раз От вида голых кралей Парнишка впал в экстаз. Он в воду моментально — Бултых! — поплыл вдали, Чтоб в плавках сексуальность Заметить не могли. Не понимая, Вера Спросила: «Почему Он прыгнул, как пантера? Что сделали ему?» Мы прыснули от смеха: Как, с опытом большим, Верок смогла потеху Неведеньем своим Устроить, как девчонка (С двумя детьми!) всерьез? Смех раздавался звонко И эхо ввысь неслось… Там косяком ходила Рыбешка на сносях, И я соорудила Аквариум в трусах. Мне нравилось смешить вас — Волна лучами шла! Я, словно кровь вампирша, Энергию пила: Из солнечно-зеленых Вокруг реки лесов, Из дружных, невесомых, Приятных голосов, Из ласковых улыбок, Цветущих на устах, Из ветра, что был зыбок, Из трелей дивных птах… На Белой в час заката Дышалось так легко! Вода в реке была там — Парное молоко! Как Евы, мы купались, Раздевшись догола… Блаженство ощущали Упругие тела!.. Я плавать не умела Ни раньше, ни сейчас… Однажды это дело Задело слишком вас. Вы научить хотели Бросаньем в воду, но Столкнуть вы не посмели — Течение сильно! Со взглядом, злобы полным, Сказала, что ко дну Я топором двухтонным Пойду и утону!.. Учиться я пыталась — Обрезала бока. И надо мной смеялась Бурлящая река… (И лишь определенно Я плаваю в морях Души моей влюбленной… Бросаю якоря Там, где светло, уютно, Где холод не берет, Где Солнце поминутно Над памятью встает)… Ничто: ни дождь унылый, Ни комаров стада — Свет погасить счастливый В нас не смогли тогда. От «Завтрака туриста» Нам не было хлопот, Хоть съели банок триста Все вместе за поход. Вкус подгоревшей каши Смешил, не раздражал… Рыдали души наши: Конец пути… Вокзал… В период перестройки, Когда зарплата — ноль, Твои уроки кройки Спасли, дав хлеб и соль. Благодаря основам, Я шила на заказ… Была ты добрым словом Помянута не раз… Под занавес замечу, О прожитом скорбя: Не думала, что встречу Из прошлого — тебя… В душе печали ноты, Вот-вот слетит слеза, Когда вдруг глянет с фото Мне молодость в глаза…

12

Река на Урале.

13

Знаки отличия (ордена).

ЕЙСК

Есть город один (не поверишь, Но правда в рассказе моем), Где не закрываются двери Входные ни ночью, ни днем. Возвысился он над лиманом Азовского моря. Живет, Не зная ни зла, ни обмана, Там славный и добрый народ! И, словно в сюжете библейском, Все души мне были близки! Назвали его люди Ейском По имени Еи-реки… Я раз только в нем побывала. Ейск — в сердце негаснущий луч! Привычка: всегда закрывала Открытые двери на ключ.

НЕЖНОСТЬ, ПРЕДНАЗНАЧЕННАЯ ВСЕМУ МИРУ

«Без поэтического безумства мир погибнет».

А. Вознесенский

Чем отличается судьба поэтическая от обыкновенной? Очевидно, той отзывчивостью, о которой Гейне говорил, что трещина, расколовшая мир, проходит через сердце поэта. Лирическая героиня стихов А. Аник — человек легкоранимый, честный, нетерпимый к пошлости и подлости, «вечный ребенок» в душе, живущий в измерениях добра и надежды (несмотря на то, что в одном из своих стихотворений «поэтка» заказывает по ней обедню и ставит свечу).

А. Аник знает, что такое любовь в этом мире и любовь к этому миру, ее душа настроена на высокую частоту дыхания и пульса, чистый добрый голос обращен к читателям. Она тоскует о прошлой жизни, знает к ней дорогу, но в нее не возвращается, она любит и принимает несчастную любовь как величайший дар, ее пронзительная нежность горчит и ранит.

Лейтмотив многих стихов — одиночество (поэты всегда безнадежно одиноки на своих тернистых путях в мире и среди людей). Живущая «не хлебом единым» лирическая героиня А. Аник ждет, «как нищий подаяния», писем, а получив письмо, бесконечно радуется ему и ее «душа резвится как ребенок». Сама она готова завалить адресата письмами, «так, что не поспеешь читать», писать письма для нее «важней воды и хлеба». И это в наше время, когда эпистолярный жанр считается давно отжившим.

Выделяется в сборнике стихотворение «Детство». Приметы прошлого сливаются в общую картину, вызывая щемящую ностальгию, и легкую грусть, и острую боль. Время детства было далеко не безмятежным: «тень полуголодного детства на времени том золотом…» Завораживают искренность и истинность, доверительность интонации, умение воспроизвести ощущения, испытанные в подлинном масштабе, и осветить их доброй улыбкой.

В своих стихах А. Аник умело запечатлевает мгновения единения души и природы, когда в мимолетном отражается вечное. Ее поэзия переполнена стихийными символами.

Здесь и огонь, который «жжет и ласкает», ледяной дождь и «божественная слякоть» — метафоричные по действию и музыкальные по интонации ее произведения импрессионистичны.

«Стихи — рифмоплету спасение, Побег от мирской суеты»…

Многолетняя работа над словом позволяет А. Аник вести речь легко и непринужденно.

«Две вещи в мире для меня были самыми святыми: стихи и любовь», — писала блистательная Черубина де Габриак — неизвестная Елизавета Васильева, это можно сказать и о нашем авторе. А. Аник подлинна в своей решимости говорить то, что ее волнует. Ее взволнованность волнует и нас, именно поэтому ее стихи вызывают ответные чувства у читателей.

Пожелаем ей любить, творить, восхищаться красотой жизни, постигать истину и согревать нас свечением души.

Татьяна ЦЕДИЛИНА